О СЧАСТЬЕ ПРАВЕДНОЙ ЖИЗНИ. СВЯТОЕ МОЛИТВЕННОЕ ИСКУССТВО ИЗ ИСКУССТВ. ИЕРОМОНАХ СИМОН (БЕЗКРОВНЫЙ).

Фото: Монах Симеон Афонский "Афон: Врата Вечности. Фотоальбом / Athos: Gate Of Eternity. Foto Album"

Посвящается памяти русских старцев на Афоне Феодосия и Никодима Карульских

ОТ АВТОРА

Эта небольшая история близко знакомых нам современников глубоко взволновала наши души и мы надеемся, что она найдет такой же сердечный отклик у наших читателей. Желая почтить память почившего досточтимого владыки Николая, проведшего последние годы в суровой аскетике и молитвенном подвиге, мы приводим о нем краткое повествование. Владыка Николай А. был врачом по образованию и происходил из благородной семьи. В революционные времена он был рукоположен в епископы и потом стал архиепископом. Некоторое время провёл за границей, вернулся, 30 лет просидел в лагерях и по выходе уже не стал восстанавливаться. Жил в пребеднейшем домике (половинке, состоящей из одной комнатки), без света и воды. В комнате, кроме одного табурета, ничего не было. Печь топил редко. Посетителей принимал не часто. Спал на полу под картонными коробками вместо одеял. Запаха от тела не имел никакого. Пребывал в полном нестяжании и питался тем, что давали ему в храме его почитатели. Почти все из этого раздавал детям-сиротам. Роста был среднего, слегка коренаст, носил густую, но не длинную седую бороду, имел большую лысину с остатками пушистых седых волос на голове. Чуть-чуть сутулился, до смерти ходил без палки и в старых ботинках на босую ногу. Лицом был чист и светел. Глаза имел голубые, очень проницательные. Находился в постоянной молитве. До самой кончины хранил ясный ум и благодатное рассуждение.

О себе не благословлял ничего рассказывать. Скончался в возрасте ста четырех лет в 1994 году. Похоронен на городском кладбище. Правда – это самое неправдоподобное из всего, что есть на свете. Ее мы и будем держаться в этой книге, лишь слегка изменив некоторые сюжетные линии по пожеланиям духовных чад покойного святителя-аскета.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Познакомившись некогда с одним активным собирателем книг и старинных рукописей, археографом и книговедом из Петербурга, однажды я обратил внимание в его книжном собрании на интересные записки в виде дневника уже почившего епископа Н., проведшего свои последние годы в совершенном уединении. Здесь нас ждет тайна. Имя святителя не особо известно любителям молитвенного делания нашей северной столицы. Вступление к этим записками, собственно, предысторию того, как дневник попал в его руки, написал духовный ученик и послушник подвижника-епископа, бывший иеродиакон, ставший пустынником, из некоего достаточно известного на севере монастыря, пожелавший не афишировать свое имя.

После внимательного чтения этих уникальных записок об Иисусовой молитве, считаю своим скромным долгом представить их читателям и ценителям такого рода умственных, весьма занимательных упражнений. Они в полной мере дают нам возможность сосредоточить своё внимание на некоторых особенностях «художественной» практики молитвы с дыханием, понять как происходило формирование этих непростых, но удивительно полезных духовных занятий по обузданию ума и контролю дыхания, которые, как указано в записках, «можно выполнять где угодно и когда угодно, в любом месте и в любых обстоятельствах с несомненной пользой для души и тела, в особенности же – для спасения». Попытке разобраться в самой сокровенной сути русского исихазма, вместе с предостережениями не воспринимать этот текст как руководство к овладению сердечной молитвой, и посвящена настоящая книга в память русских старцев схииеромонаха Феодосия и схимонаха Никодима Карульских.

Не лишним будет добавить, что в свое время, начиная молитвенную жизнь на Афоне, нашему небольшому братству довелось благоволением Божиим три года жить и по мере слабых сил подвизаться на келии этих достойнейших подвижников и молитвенников, а также служить еженощные Литургии в построенном ими храме Пресвятой Троицы. В те же годы, при содействии уважаемого нами игумена из России, нам посчастливилось увидеть, держать в руках и с волнением сердечным читать подлинные тетрадные записи наставника отца Никодима – старца Феодосия, а впоследствии принять участие в издании и распространении книги о его молитвенном делании с названием «Молитвенный дневник старца Феодосия Карульского». Сохраняя в наших сердцах благоговейную память о великих молитвенных подвигах русских пустынножителей, испрашиваем смиренно их святых молитв и благословений.

Редактор-составитель иеромонах Симон (Безкровный)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПРЕДЫСТОРИЯ

1

По роду занятий я – монастырский иеродиакон, по состоянию души – человек грешный, в свои тридцать пять лет внезапно пришедший к неслучайной встрече, полностью переменившей всю мою жизнь, по пословице, что всякой волне суждено стать впадиной. Как это произошло, не знаю и не понимаю: ведь в жизни каждому из нас можно пропасть за пять минут, если кто попадет в серьезное искушение, и можно стать совершенно другим человеком, если случится нечто непредвиденное и чудесное. Трудно об этом рассказывать, да и не мне судить о происшедшем со мной, и менее всего тем, кто меня помнит. Полагаю, что этот сложный вопрос – дело моего духовного отца, которого милостью Божией неожиданно я встретил в самом начале осени в Петербурге. Он тогда временно остановился у знакомых в доме на Набережной канала Грибоедова, там, где над каналом мостик с золотыми львами, ну, вы знаете это место, если живете в Питере.

Должно быть, вымолила меня моя покойная жена, Царство ей Небесное! После ее кончины я тогда и ушел в монахи, где меня завертело так, что вскоре оказался выброшенным в мир на послушание, словно задыхающаяся рыба на морском берегу после шторма. Однако я не стал жить обидами, подобно тем, кто сидит в углу, возненавидя всех, и чешет свое самолюбие, не слушая никого. Неисповедимыми путями довелось мне встретиться на петербургских улицах в конце девяностых годов с человеком, который меня поддержал и буквально спас от огненной печи мирских злоключений. Но обо всем по порядку.

До моего обращения я, к сожалению, прошел все круги ада, пока не крестился. После крещения словно родился заново. Тогда несколько полегчало. Однако, как был запутанным, таким и остался. Оттого в жизни ничего не происходило хорошего, хотя в далеком чистом отрочестве, бывало, смеялся во сне. Должно быть душа была тогда светлая и легкая. Помню, даже во сне слышал, как мать отцу на рассвете иногда тихонько говорила: «Отец, слышишь, как сын во сне смеется?» Для них это было очень удивительно, а мне казалось обычным счастьем тех розовых лет и постоянно хотелось чего-то большего, не того, чем жили мои родители, простые советские инженеры с питерской верфи.

В ту пору меня еще увлекали поэты и книги, и я очень любил путешествовать каждое лето без всяких забот по рекам и горам. Там, в горах, уяснил я для себя одно правило: как бы медленно ни идти, лишь бы только идти, и так дойдешь до цели. Точно так же и в духовной жизни: как бы немощно ни спасаться, лишь бы спасаться, и так спасешься. И еще я не хотел стать одним из тех, о ком сказал известный поэт: «Но он – не тот. Он – обыватель и прямо в кухню путь его ведет», чтобы, в итоге, бесполезно растратив годы, получить в награду от жизни два метра земли, схлопотав деревянный венец. Одним словом, старался разобраться в себе: что же я такое и что более всего нужно моей душе?

Потом, к сожалению, все же запутался в компаниях на городских улицах и переулках. Поначалу грехи были с маковое зернышко, а затем посыпались, как горох. Так и жил, то вставая, то падая, словно по гороху ходил, пока в этих скорбях не уверовал. Расспрашивал разных ученых специалистов, изрядно потрепанных жизнью, о спасении и о Боге, но ничего от них не добился. Вроде все говорят правильно, а толку нет. Развернут свои поучения, словно баян, слушаешь-слушаешь, а сердце не откликается. Подобное ложноверие в собственные мозги меня нисколько не привлекало. Таких советчиков только в рамочку вставлять и под стеклышко. Даже бывало очень обидно, особенно тогда, когда эти знатоки меня осуждали. Иной раз доходил до ропота: да кто вы такие, чтобы судить других? Хлебните моих скорбей и тогда поймете, что других осуждать нельзя!

Через чтение книг каким-то чудом набрел на Иисусову молитву: сидел один на лесной даче, со всегдашним низким небом над крышей, похожим на серое море, и пытался тянуть четки. Но и там покоя не нашел: то петухи по округе ночами горланят, то соседские собаки грызутся между собою, то их хозяева лаются друг с другом, словно собаки. Тем не менее, за время моего неудачного уединения в миру среди такой «собачьей жизни», цитат из книг выучил целый короб, любого мог за пояс заткнуть, пока не сообразил, что всякая заученная цитата, не переваренная личным опытом, подобна несварению желудка и завороту кишок. Однако, когда учил одно, то заодно с этим понял и многое другое – как жить, чтобы ко Христу поближе быть, и вера моя немного укрепилась. Таким образом, слава Богу, потихоньку прибился к Церкви, начал ходить в храм, как и все остальные – пока только в воскресные дни. Одним словом, исповедовал «религию выходного дня», по выражению священника нашего прихода. Вы спрашиваете, что это такое? Это когда верою живут только в воскресенье, а остальные дни проводят так, словно ее никогда не знали.

Став постарше, любил находить друзей что называется не от мира сего, то есть монахов, хотя уже был женат, и временами даже подумывал о поступлении в семинарию, так как некоторые из моих знакомых учились там. Однако, порой оставлял их и снова устремлялся на заработки, впрочем, с разной степенью удачи. Бросало и крутило меня с одной стороны на другую, словно блин на сковородке, но, тем не менее, оставался я по прежнему, так сказать, «непропеченным»: жить вроде бы жил, а своего места в жизни не находил, не говоря уже о счастье, но об этом после.

Моя жена Анастасия была умная женщина, это не я утверждаю, а все, кто ее знал. Она же мне и посоветовала, когда ее хворь была еще не столь заметна, как впоследствии:

- Василий! (так меня до монашества звали) Ты сам видишь, что жизнь у нас с тобой нескладная получается и сил так жить у меня уже не осталось. Никого невозможно заставить понять серьезные вещи, это дело времени. Хотя ты всегда был умник, но это, прости, всегда значит простофиля. Когда ты говоришь, что кто-то неправ, а он в это время сам по себе исправляется и становится правым, то ты делаешься пустословом. Точно так же, когда ты хвалишь кого-то за его правоту, а он на твоих глазах делается неправым, тогда твои слова обращаются в ложь. Из-за этой доверчивости тебя и обводят вокруг пальца все кому ни лень. Но когда меня не станет, ты уж вымоли нас обоих: это тебе мое поручение!

- Нюся, прости, но здесь ты совершенно неправа, жизнь у нас с тобой нормальная, и я тебе могу это доказать! – горячо сказал я. – Просто мне нужно непременно найти выход из тупика, в котором оказался. Из-за этого и тебе покоя не даю. Согласись, что мы с тобой никогда не ссорились и всегда ладили. Поэтому прекрати такие разговоры, которые я не могу слушать! – возразил я, отрицательно замотав головой. – Поручение твое постараюсь исполнить, если получится, только не понимаю: с чего это ты собралась умирать? Тебе еще жить да жить, ты ведь у меня крепкая. Все образуется, будет и на нашей улице праздник!

- Ссор больших у нас не было, это правда, как, впрочем, и больших радостей, – Анастасия как-то по-детски взглянула на меня. – Вот, ты говоришь – праздник. Он, может, и будет, только печальный! – горькие морщинки пробежали в уголках ее губ. – Устала я как-то, Василий. Прошу тебя, перестань путаться в трех соснах, пройди дальше меня. Вспомни, каким ты был в детстве! Ты мне рассказывал...

- Но это было так давно, Нюся!

- Это было всего лишь мгновение назад... – устало усмехнулась она. – Нельзя жить так, чтобы ни жизнь, ни смерть не принесли никакой пользы ни тебе, ни другим. На этой земле ничего нельзя считать своим, кроме души. Хочешь, я скажу, что такое жизнь: закрыл глаза – и ничего нет, только вечное сейчас! Что же тогда говорить об остальном?

В тот момент ее слова были мне невдомек, но после всем стало ясно, что Нюся имела в виду. Скоротечная болезнь уложила ее на койку: заострились кости, кожа обтянулась, а доктора и лекарства ничем не могли помочь. В общем, как говорят, «живые мощи»! Из больницы ее выписали, как безнадежную, и был я рядом с моей ненаглядной до самого конца. Молитва ей словно силы придавала. Только и слышал по ночам как ее четки шуршат. Нужно сказать, что конец жизни нашей Анастасии вышел совсем иной, чем обычно бывает. Как будто в ней что-то нездешнее приоткрылось, что-то самое заветное, вроде солнышка в окошке в ясный день. Вы понимаете, о чем я.

В нашу квартирку иной раз набьётся народ и не уходит, сидят рядом с больной, словно греются. Потом вопросы ей начали задавать: о жизни своей и прочем, разное спрашивали. И, как будто, не она отвечала, а то хорошее, что из неё просвечивало. Тогда она стала для меня и для всех перед кончиной совсем другим человеком: откуда у неё это бралось? Наш батюшка успел больную пособоровать и причастить, спасибо ему! Так и в гробу лежала светлая, словно ангел. Да что там попусту говорить, ее до сих пор многие почитают: даже начинают шёпотом говорить, когда Нюсю вспоминают.

Такое изменение моей жены пред кончиной потрясло меня очень сильно, и подался я в монахи. Тем более, что уговор наш крепко засел у меня в голове. Поначалу поехал я к известному старцу в Троице-Сергиеву Лавру и попросил благословение уйти в отшельники. Однако старец не благословил на отшельничество, а просто сказал, склонив строгий лик долу:

- Тебе, Василий, нужно выбрать что-то одно: или мирскую жизнь или духовную. Другого, ведь, выбора нет. Поезжай-ка во вновь открытый монастырь по соседству с Петербургом! Там твое место...

Так я и поступил. Приметил мое усердие игумен, постриг меня в монахи с именем Варфоломей и исхлопотал рукоположение в диаконы. Однако тогда к молитве мне не удалось прийти: начались стройки и перестройки, а также поиски благотворителей и благодетелей. Поначалу мне это не нравилось, но вскоре увлекся такой суетной жизнью, хотя иной раз уныние крепко меня одолевало.

- Потерпи, отец Варфоломей! – говаривал мне игумен. – Если все молиться начнут, кто же будет стройками заниматься? У нас положение такое: мы на виду. Построимся, отреставрируемся, потом молиться начнем!

Я тогда промолчал, не желая спорить, помня, что тот, кто умеет слушать, дорог всем, а от того, кто много говорит, разбегаются даже самые близкие. Только спустя некоторое время со мной такое это самое «потом» началось, что с благодетелями и благодетельницами хотя и построил, и отреставрировал монастырь, но в погоне за жертвованиями и пожертвованиями так расстроил все свое духовное устроение и молитвенное устремление, что надолго застрял в Питере, исполняя возложенное на меня послушание вдали от спасительных монастырских стен. Одно для себя во всех этих стройках выяснил: если для кого-то его высокое положение важнее нужды ближнего, то он для людей никогда опорой в жизни быть не может. Тем временем святого старца моего посетил тяжелый недуг и почил он, опечалив сердца многих монахов и мирян. Безутешно скорбя, остался я на ту пору один, ни то, ни се: ни отшельник, ни диакон. Одним словом, потерянная душа.

2

В субботу вечером под Воздвиженье, в тоске и унынии проходя мимо Казанского собора, свернул я в переулок, чтобы меньше видеть веселой и смеющейся молодежи, раздражавшей меня в эту нелегкую пору своим безпечным видом. На западе ещё горела тонкая нежная полоска зари, словно угаснувшие воспоминания. Молитва в груди давно улетучилась, а сердце громыхало в ней, словно кровельная медь, которой когда-то мы покрывали церковные купола в нашем монастыре. В окне продуктового магазина безуспешно пыталась привлечь мое внимание светящаяся реклама: «Нет ничего вкуснее шоколада из Швеции». Помыслы безнадежия с каждым днём овладевали мной все больше и больше, особенно ближе к вечеру.

На другой стороне канала возле подъезда старого дома какой-то странный старик, на вид лет под шестьдесят, с небольшой белой бородкой, в старой вытертой шляпе, нахлобученной косо на голову, и в потертом плащике, кормил голубей, кроша им хлеб. Его седые прямые волосы падали на шею. Птицы, сидевшие по карнизам домов, слетались к нему тучей. Один из голубей, пролетая совсем рядом, щелкнул меня крылом по голове, словно отвесил подзатыльник. Старичок, в этот момент подняв умное худое лицо, заметил мою растерянную фигуру и скупо улыбнулся. В этой улыбке было что-то очень доброе и располагающее. Я перешел мостик и, грустно задумавшись, остановился, уныло глядя на кучу голубей, копошащихся на асфальте возле его изрядно поношенных ботинок. Несколько птиц сидело на плечах добряка, взмахивая крыльями, чтобы удержать равновесие.

- Возьми, дорогой мой, хлебушек, покорми голубей, присоединяйся! Гляди, на сердце посветлеет... – сказал он, протягивая мне половину булки. Я взял хлеб и начал сыпать хлебные крошки птицам. К моему удивлению голуби предпочитали ворошиться кучей у ног доброго старика, держась от меня на некотором расстоянии.

- С молитвой, с молитвой корми их, отец иеродиакон, или уже позабыл ее? Я уставился на любителя голубей, забыв о хлебе в моих руках. Должно быть, я ослышался, что незнакомый человек назвал меня иеродиаконом, хотя я был одет в гражданское платье: куртку и брюки. Тем не менее, вспомнив Иисусову молитву, вновь продолжил кормить голубей. Птицы теперь безбоязненно клевали крошки у моих ног, а некоторые даже взлетели на руку, в которой был хлеб, и ухитрялись клевать его из моих пальцев. Это небольшое счастливое происшествие порадовало меня своим неожиданным теплом и участием диковинного старика.

- А как вы узнали, что я иеродиакон? – не удержавшись, полюбопытствовал я, заинтересованно разглядывая его старческое лицо с блестящими, удивительно молодыми ясными глазами и нависающими на них седыми бровями.

- Кто же тебя с такой бородой не узнает, милый ты мой? – Усмехнулся незнакомец. – Как говорят люди: кура куре рознь. Ты не очень самоуверен, значит, не иеромонах. Однако выглядишь опытней монаха, выходит, ты иеродиакон, – с легкой усмешкой ответил мне новый знакомый, – только какой-то несчастный... У счастья, друг мой, много названий, но у него есть лишь одно истинное неложное имя и это имя – любовь. Человек всю свою жизнь повсюду ищет счастье, а оно ждет его в нем самом, так как любить – высшее счастье для всякого человека. Многие терпят жизнь, как терпят зубною боль – и это тоже, своего рода, мученичество. Поскольку все мы грешны, то шансы найти в ней счастье, можно сказать, у всех одинаковые. С тяжким бременем прошлых прегрешений, дорогой мой, не полетаешь, как голубок! Следовать же Христу – это словно вырвать из груди свое сердце и отдать его Господу...

В этом человеке явно проявлялись недюжинные способности ума и, вместе с тем, красота доброты и благодати. В упоении я начал его слушать, забыв о приличии и о том, что мы стоим на людной улице.

- Тот, кто ищет Спасения в Господе, вместе с тем ищет, с кем он может с пользой поделиться и о душевном своем состоянии. Поистине, речи людские рекой льются, а жажды утолить нечем! Поделиться счастьем, отец иеродиакон, значит увеличить его, а поделиться скорбью значит уменьшить ее. Чем больше в душе страстей и «стужения грешнича», тем больше в сердце помыслов и тем больше внутри противоречий. Чем больше противоречий, тем больше скорбей и несчастий. Ум все оскверняет мыслью, а дух все преображает любовью. Путь ко Христу лежит через сердце, а не через голову. Отсутствие помыслов знаменует приход благодати в сердце, в котором гаснут все скорби, как падающие звезды в широком небе.

Видя, что я молчу, удивительный старик продолжил:

- Вот, скажи, например: с одной стороны – веселье, с другой – скорби. Что будет посередине? Не знаешь? Мир душевный. Еще спрошу: с одной стороны – удовольствие, с другой – страдание. Что получится посередине? Молчишь? Благодать Христова. С одной стороны – слава, с другой – бесчестье. Что останется посередине? Спасение. Так-то. Подлинное страдание – это и есть абсолютное отсутствие в душе благодати и спасения. Поэтому и нужно держаться середины, в коей пребывает мир душевный. Сердце же, полное душевного мира, – это красота и счастье нескончаемой милости Божией. Поэтому следуй всегда миру душевному и благодати, и так несомненно обретешь спасение в Господе.

Я, к твоему сведению – заштатный епископ Н., принадлежу к Русской Православной Церкви. Родители мои, вместе со мной, в страшные годы чудом убежали от большевиков в Румынию, потом перебрались дальше. Мне 82 года, из них смолоду, как мог, старался служить Господу в священном сане, потом был епископом, вернулся в Россию и надолго попал в лагеря. И все это – годы печалей, искушений и забот, а также многих скорбей и тягот, словно видишь сон. Если без всякого толка суетиться, сеять словесную пыль и разменивать время на всякую ерунду и все, что с ней связано: карьеру, власть, славу или деньги, оставляя в стороне очищение ума и удержание его в сердце, то когда-нибудь проснешься и поймешь, что ничего не ухватил и ничего не понял, словно блуждал в собственных кошмарах.

Мой новый знакомый замолчал, искоса поглядывая на меня и кроша хлеб голубям. Не зная, что сказать и не решаясь уйти, я почему-то медлил: было в этом человеке что-то очень притягательное. Епископ снова заговорил, прямо обращаясь ко мне:

– Отец иеродиакон, что бы ни происходило и ни испытывалось тобою, счастье или горе, храни всегда мир души во Христе и так избавишься от ига страстей и бремени всех забот и попечений, стяжав Духа Святого. Конечно, есть люди, которые родившись, унаследовали более других различных способностей, но безрассудно пользуются ими лишь во вред себе и другим. Такое отношение к собственной душе не дает им никакого преимущества для духовной жизни. Счастье и благодать – постоянные спутники простой и воздержной жизни, все остальное – не жизнь, а сплошная путаница. Греховное сердце ведет душу в ад страстей, своевольный ум ведет ее во мрак и огонь неугасимый лукавых помышлений, и только чистый ум и чистое сердце приводят ее к сладчайшему Свету Истины.

Истину же постигают умом с помощью благодати, которую нужно уметь хранить и давать ей возрастать. Если не накапливать добро мало помалу, как обретешь большую благодать? Все это – плод самодисциплины и воспитания ума. Человек не может жить без ума и без дыхания. А если взглянуть глубже, то увидим, что, имея ум и дыхание, он не может жить без Христа. Бог есть Дух, и человек есть дух, как образ и подобие Бога. Поэтому жизнь наша возможна только в присутствии духа или сознания, исполнившегося благодати. Дух же человеческий, стяжавший благодать, приходит к спасению. А «в покаянии – вся тайна спасения», как пишет святитель Игнатий Брянчанинов.

Я слушал старца так сосредоточенно, словно снимал слова с его языка, и смотрел так внимательно, словно пил благодать с его святого облика. По лицу моему невольно покатились слезы. В моем сердце возникло странное, щемяще знакомое чувство, словно все это я когда-то давно слышал, но просто позабыл. Несколько прохожих остановилось и с удивлением, и любопытством стали смотреть на эту сцену. Заметив, что нас разглядывают, старец сказал:

– Давай-ка лучше поднимемся ко мне, это недалеко.

В полном недоумении я последовал за ним.

3

Мы вошли в тесный дворик: с четырёх сторон возвышались блеклые и унылые кирпичные стены. Высоко вверху одиноко потухал сентябрьский закат и во многих окнах уже загорелось вечернее освещение, люди возвращались с работы. Свернув направо, в старый подъезд с въевшимся древним запахом тушеной капусты и пригоревшего лука, мы поднялись на второй этаж. Старик бодро поднялся по лестнице, не выказывая никаких признаков одышки. Я поразился некоторой моложавости и бодрости его движений. Квартирка епископа была маленькая, с окном, выходившим в тот же двор со множеством таких же окон, уныло глядящих друг на друга. У стены стоял потертый диванчик и табурет, повыше, в уголке, несколько старинных икон хорошего письма.

- Это комнатка моей сестры. Когда приезжаю в Петербург, то временно останавливаюсь у неё. Сам-то я живу в Озерках, на приволье. Присаживайся на табурет.

Помаленьку старец начал расспрашивать меня, как и что. Выслушав мои долгие и сбивчивые речи о том, как погоня за деньгами сгубила мне юность, а после и все мое монашеское устроение, он сказал:

- То, что для родителей является вершиной, для детей – только фундамент. Деньги, как ими ни крути, мой дорогой, – это страсти, а страсти – это энергия князя мира сего, и тот, кто тесно связан с нею или много накопил ее, заболевают психически. По моему некоторому опыту, среди богатых практически нет счастливых и душевно здоровых людей, поэтому бойся богатства! Всякие «успешные» люди всегда уродливы и исковерканы внутри собственным тщеславием. Особенно избегай их «удобной» религии, которую они придумали для себя: ничего не делаешь и считаешь себя православным. Поставил свечу в храме – и думаешь, что ты уже верующий. Нет, не так это делается, поскольку без обретения Христа сердце не пробудится к жизни вечной. Пробуждается же оно нашим полным и всецелым покаянием.

У нас два варианта пробудиться через покаяние к духовной жизни: или мы постепенно выходим из лжи, или сразу отвергаем ее. Первый вариант – это долгий и непредсказуемый путь постоянных компромиссов с самим собой и с окружающими людьми. При этом нечто в нас яростно сопротивляется чистосердечному покаянию. Втрой вариант – более быстрый и решительный: теперь же, не откладывая ничего на потом, мы начинаем жить и действовать твердо и целеустремленно и таким образом обновляемся и возрождаемся во Христе, обретая благодать. Истинное покаяние означает повторное, с глубоким раскаянием, переживание наших прегрешений с целью очиститься от них целиком, не тратя времени на мелкие подробности совершенного нами греха. Второй путь, о котором мы говорим, труден, он – со слезами, с плачем, с великим потрясением всех основ нашей души, но он также очищающий и благодатный, поэтому будем помнить слова Спасителя: «Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия» (Лк. 9:62).

В свое время мы зацеловывали бумажные иконочки, дорожа ими, как величайшей святыней, не стремясь ни к золоту, ни серебру. Нынче все подругому. Лукавые наваждения века сего целиком опутали души людей. Суета повседневности настолько затягивает человека, что он не находит времени, чтобы об этом поразмыслить, и не имеет в себе никаких сил заняться своим спасением. А благодать и любовь Божия полностью неведомы для него. Теперь многие верующие не стремятся стать теми, кого любит Бог, и выбирают привязанность к самим себе и к своим земным стяжаниям. Во всем этом нет благодати, так как благодать – это связь человека с Богом. Без нее нет и не может быть никакого счастья, поэтому глупо пытаться обрести то, что никогда не имело существования. Когда люди поймут страшную опасность мирского богатства и добровольно умерят свои суетные желания и приобретения мира сего, то смогут стать счастливыми, если, конечно, искренне покаются. Поэтому относись с уважением к бедным и нищим, «ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5:3). Ведь дороже Христа никого нет, и лучше молитвы ничего не найдешь.

Со стыдом я обратился к этому удивительному человеку:

- Хочу попросить у вас прощения, владыка, что я принял вас на канале за нищего!

- А я нищий и есть, только подаяния не прошу... – Старец не повел даже бровью, услышав мое признание. – Добровольная нищета всем монахам заповедана. К примеру, что он должен носить на себе? Тряпье, которое если выбросить за дверь, даже через три дня никто не возьмет...

Судя по его одежде, епископ так и поступал. Он, не торопясь, продолжил беседу:

- Как я тебе только что говорил, в покаянии – вся тайна спасения, тайна покаяния– в молитве, тайна же молитвы – в дыхании. Такая молитва с дыханием для всякого рассудительного верующего человека – самый что ни есть простой и надежный ключ к обретению нетеряемого счастья, долгой жизни и полной победе над страстями в Христовом безстрастии. Ведь «любовь порождается безстрастием», как писали святые отцы. Говорю это тебе с совершенным убеждением в истинности этого утверждения. Старец же и наставник мой был схимонах Никодим Карульский со Святой Горы, родом великий простец. Слыхал о нем?

- Слыхать не слыхал, а читать о нем доводилось, когда в лесу на даче пытался молиться по чёткам, – вспомнил я, с каким упоением душа моя впитывала тогда духовные книги. – Жаль, сердце теперь словно остыло, а Афонские подвижники, особенно русские старцы-святогорцы, всегда привлекали меня...

- Вот, вот, как говорится, хочешь стать богатым, поезжай в Москву, а если хочешь стать святым, ступай на Афон. Об одном из таких великих молитвенников, старце Никодиме Карульском, и хочу тебе рассказать. По щедротам Божиим мне, недостойному, будучи еще иеромонахом, довелось неоднократно посещать его на Святой Горе, когда он уже был старым монахом, а всего, нужно сказать, он прожил сто два года, однако имел ясную память и непрерывно творил Иисусову молитву с дыханием, то есть, как он сам говорил, «с художественными приемами». Сначала он жил в скиту Фиваида, а потом, по благословению преподобного Силуана, переселился на Карулю, где подвизались русские пустынножители. Он находился в послушании у старца иеросхимонаха Феодосия до самой его кончины, овладев тонким искусством покаянной Иисусовой молитвы. Вот дословно его поучение.

Владыка взял с книжной полки небольшую книжицу. Это был машинописный переплетенный текст с поучениями афонского подвижника, и прочитал: «С верою, уповая на помощь Божию и на молитвы старца, я начал сводить ум из головы в сердце таким образом: вдыхая ноздрями в себя воздух, вместе с ним и ум опускал в сердце, в то же время умом произносил и слова молитвы Иисусовой под такт удара сердца, а вниманием следил, как ум вмещается в слова молитвы. Иначе сказать: как ум слышит каждое слово, произносимое в сердце, и как бы зрел умом в произносимых именах присутствие Невидимого Живого Бога. Выдыхая из себя воздух, произношу «помилуй мя»,также с заключением ума в слова молитвы.

По совету Каллиста и Игнатия, когда вдыхаю в себя воздух, смотрю на Господа, а когда выдыхаю – на свою греховность. Так производится произношение одной молитвы Иисусовой: пять слов с пятью сердечными ударами и одним двойственным дыханием (то есть вдох-выдох). Сердцем же в то время стараюсь сокрушаться, умильно и просительно припадая к призываемому Господу Иисусу Христу, Спасителю моему. Умоляю Его благость простить мои безчисленные грехи и избавить от врагов сильных и лютых, в сей жизни и в будущей. Таков образ моей умно-сердечной молитвы».

Епископ посмотрел на меня, словно проверяя на мне действие слов молитвенника и промолвил:

- Вот еще хороший совет старца: «Лучше всего, чтобы молитва соединялась с дыханием. Когда вдыхаешь – привлекаешь благодать Божию к себе. Когда выдыхаешь, питаешься благодатью Божией, вкушаешь благодать Божию».

И далее сказано замечательно: «Молясь непрестанно Иисусовой молитвой будь весел, в благодушном спокойном духе и исполнись радостью – радостопечалью в сердце. Пребывая в памяти Божией, помни: ведь это райское занятие, тебя Бог ввел в этот райский сад и сказал тебе: «Смотри на эти прекрасные плодовитые деревья, возделывай и храни их и жди с них плода в свое время, и тогда вдоволь насытишься, а пока услаждайся только зорким вниманием и смотрением своим на эти райские деревья (перебирая в памяти святые мысли) и поливая их изобильно чистою водою твоих слез. И услаждайся надеждой на вкушение плодов от сих деревьев, в свое время, и уповай на милость Божию».

Таким образом, и меня, грешного, сподобил Господь обучиться этому святому молитвенному искусству из искусств, как писали древние Отцы наши. А когда Бог благословил меня выйти на покой, то всецело обратился к этой молитве и занимаюсь ею вплоть до сего дня, – добавил епископ, ставя книгу обратно на полку.

- Владыка, сколько раз я пытался заниматься Иисусовой молитвой, но каждый раз терял все свое молитвенное устроение, пока не ослабел верой и стал жить, как все живут, считая такое положение неизбежным. Посмотришь вокруг, и от всего этого даже жить не хочется. Посоветуйте, что мне нужно сделать для того, чтобы молитва поселилась у меня в сердце?

- Э, брат, куда ты хватил! Знай же: кто Бога любит, тот никого не судит. О молитве в сердце ещё рановато помышлять. Для начала следует смириться пред Богом и людьми и ум собрать внутрь себя, чтобы вытащить его из мира! Поступки людей никогда не будут важны настолько, чтобы ради них оставлять Христа и вдаваться в споры и осуждения. Самое трудное – хранить мирность ума ко всем людям. Хранят же ее смирением и постоянной бдительностью, а постоянная бдительность приходит с терпением. Терпение же – это нескончаемая надежда, без ненависти и недовольства, на избавление от скорбей. Когда человек приобрел терпение, то он близок к тому, чтобы обрести благодать. Этому нужно учиться без всякой спешки.

Никто не желает, чтобы ему говорили, а хочет, чтобы его выслушали. Поэтому нежелание выслушать ближнего – это равнодушие к его скорбям и отсутствие терпения. Только выслушав человека, можно дать ему дельный совет. Самый дельный совет заключается в одном: если не иметь духовной цели, вся жизнь становится трагической ошибкой. Молитвенная практика не занимается обеспечением материальных желаний человека, она ведет к духовной цели. Духовная цель всегда единственна и это – спасение во Христе. Неустанный поиск спасения есть то, что придает смысл всему нашему существованию. Это великая радость обрести блаженную безконечность Царства Божия, Которое находится внутри нас.

В аду ведь как устроено? Увидел кто хотя бы одно человеческое лицо средь пламени, – то и утешение! А в миру чем ум людской утешается? Тем, что живет, как все живут, то есть как живой труп. Это признак душевной смерти, поскольку так жить значит обманывать самого себя. Тот, кто раздавлен этим миром и все еще цепляется за него – самая страшная вещь. Но настоящий христианин не живет им, его ум живет Христом: «Упование на Бога отрешает ум от всякого земного пристрастия», сообщает преподобный Максим Исповедник. Для этого нам необходима постоянная внутренняя самодисциплина. Что же она означает?

Видя, что я молчу, угрызаемый своей совестью и не зная, что сказать на этот непростой вопрос, епископ сам ответил на него:

- А означает она следующее: скромная и незаметная жизнь, а также безукоризненное во всем поведение и безпопечительное повседневное состояние нашего ума. Иными словами, самоотверженная жизнь по заповедям Христовым не на словах, а на деле – и телом, и душой, и сердцем. На этом духовном рубеже многие отступили. Если бы мы решились изменить привычный греховный образ своего существования и стяжали благодать, то обрели бы удивительные результаты. Нужно учиться побеждать ум и рассеянность ума. Ведь всякая беда рождается из мелочей, а всякая болезнь – из пренебрежения заповедей Божиих, так как именно «пренебрежение заповеди умертвило человека» – очень верно заметил некогда преподобный Ефрем Сирин. Зная, поэтому, что от малого зла может вырасти большое зло, умей ценить малое добро, ибо из него со временем рождается вечное спасение.

- Думаю, владыко, понимание этого и привело меня к вере в Бога!

Мой собеседник решительно возразил на мое замечание:

- Понимание никогда не приводит к покаянию и преображению души благодатью! Только Господь приводит нас к Себе Божией благодатью. Он по Своему милосердию Сам влагает в душу стремление к благому в ней изменению. Для этого такая душа должна быть несколько не от мира сего. Чем думать пустое, лучше учись действовать с толком. Действовать же с толком значит бдительно и неотступно следить за своим умом. Ум человеческий – это великая сила. На чем остановил внимание ума, туда его сила и потекла. А где ум человека, там и его сердце. Смиренное сердце – дверь вечной благодатной жизни, которую отворяет Господь. Поэтому всегда держись одного Господа Иисуса Христа, тщательно соблюдай покаяние и молитвенное внимание в своем сердце, постоянно вытаскивай его из суеты мира, храни от помышлений памятью смертной и так несомненно спасешься и придешь к свободе духа. Это достижимо для всех, кто утвердил в сердце молитвенное внимание!

- Как же его вытаскивают и хранят? Не понимаю... – Моя растерянность заставила мягко улыбнуться моего наставника.

- Так же, как мы молимся в литургической молитве: «сами себя и друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим». Бог Человеколюбец всего Себя отдает человеку. Он человеколюбиво вводит его в Свою безконечную жизнь, открывая всецело Самого Себя сердцу человеческому! Однако Бог ожидает такого же шага и от человека: тот, кто отрешится от мира, своей жизни и собственной души, непременно будет возлюблен Господом, ибо Он не мерою дает благодать, которая и есть человеческое счастье. Только тогда внутри рождается подлинная сердечная радость. Здесь ни в коем случае нельзя проявлять робость и нерешительность, поскольку тот, кто поддался злу и соединился с ним, становится безполезным для вечной жизни, подобно сухой ветке.

Услыхав эти слова, мне пришлось опустить голову в крайнем стыде за свое малодушие.

4

Вечерние фонари отбрасывали на лицо старца золотистые блики, отчего оно казалось необыкновенно одухотворенным и красивым. Старая вязаная кофта в вечернем полумраке выглядела так, словно была епископским омофором. Я залюбовался старцем и захотел узнать о нем немного более того, что он поведал о себе.

- Каким образом, владыка, вы пришли к Богу?

- К Богу просто так не придешь, пока не познаешь себя: познав себя, познаешь и Бога. Когда в молодости я пробовал заглянуть в себя, то увидел внутри только грех, мрак и тесноту, и понял, что это и есть моя суть: грех, мрак и теснота, когда одичалая душа живет без Бога. Сколько я ни всматривался в себя, видел там словно только глухие стены, не имеющие ни входа, ни выхода. Так я понял, что Бог накрепко закрыл Себя от любопытствующих глаз, отрезав прямой доступ к Своей обители в сердце человеческом.

- Что же вы сделали потом? – возгорелся я, желая узнать, чем закончились поиски Бога моим собеседником.

- Неотступно кружа возле этой мрачной глухой стены, пойми, я говорю образно, мне стали видны как будто проблески яркого света из-за нее, которые, я чувствовал, были истинной жизнью, призывающей меня достичь ее и познать, как сказано в Евангелии: «Бог есть свет и нет в Нем никакой тьмы» (1 Ин. 1: 5). И в тот миг я увидел нечто, вроде тонкой сияющей нити, переброшенной кем-то через эту высокую ограду. Мне показалось, что висящая тонкая нить не выдержит даже веса комара, но, потянув за неё, обнаружил, что она необыкновенно прочна и выдержит не только мой вес, но и вес всех людей, живущих на земле, даже если они все ухватятся за эту тонкую сиящую нить.

Однако, сколько я ни пытался взобраться по ней, то, не имея сил удержаться, скользил, падал и очень больно расшибался. Мне стало понятно, что без покаянной молитвы мне не удастся взобраться по стене, чтобы увидеть то, что за ней находится. И тогда эта тонкая нить неожиданно превратилась в узкую и высокую лестницу, по которой я, напряженно молясь,начал медленно подниматься, перебирая руками перекладину за перекладиной. По мере подъема по этой узкой лестнице, я заметил, что, на самом деле, именно она поднимает меня, когда я с большими усилиями пытаюсь ползти по ней. Тем временем, свет из-за стены становился все ярче и ярче, а край стены все более приближался до тех пор, пока я с величайшим волнением не заглянул за неё... – Старец прекратил свою речь и умолк, задумавшись. Я слушал его, затаив дыхание и сгорая от нетерпения. Рассказчик зорко взглянул на меня, поняв мое волнение:

- Какими словами я поведаю тебе то, к чему желают приникнуть ангелы Божии, сыне? Когда Господь говорит изнутри: «Я здесь!» – все успокаивается и просвещается внутри, и снаружи. Старайся, дерзай, подвизайся и тогда сам все увидишь и поймешь...

- Что же случилось далее, владыка? – Почему-то шёпотом спросил я.

- То необычайное, что я увидел за стеной, невозможно передать человеческим языком, в нем просто нет таких слов... Это видение настолько превосходило мой разум, что я, ошеломленный, не удержался на стене, сорвался вниз и упал, потеряв сознание. Придя в себя, обливаясь слезами, я попытался снова подняться по этой небесной лестнице, сжигаемый жаждой опять узреть открывшееся мне непостижимое видение. Но она быстро поднялась вверх, а мне внизу предстали грязные лохмотья моей грешной души, которую понесли прочь волны бурной реки, катившие меня по камням, ввергая в водовороты и буруны. Несмотря на то, что меня вращало и било, причиняя страдания и боль, я заметил, что одеяния моей души становятся немного светлее и чище.

Хотя меня несло по бурной стремнине, тем не менее эта стена и яркий свет за ней не удалялись от меня. И тут я увидел, как некоторые люди в светлых одеяниях, среди которых я узрел и моего наставника, легко оттолкнувшись от земли, спокойно перелетают через высокую преграду и исчезают за ней, тогда как я упал и больно расшибся. И там, из этой ужасной стремнины, где меня кружило и било о камни, я возопил велиим гласом: «Боже, почему эти люди перелетают через стену, а я не смог даже с помощью лестницы перебраться через неё?»

И тогда я увидел свой нелегкий жизненный путь, который вёл меня к стене по грязным оврагам, промоинам и страшным ямам. А взглянув чуть подалее, мне предстали жестокие пути этих дивных людей, которым я было позавидовал: они пролегали сплошь по бритвам, шипам и острым гвоздям, обильно политым их кровью. Тогда Божественный Свет спросил меня: «Желаешь ли ты пройти этими путями, чтобы приблизиться ко Мне?» От этого вопроса меня словно обдало жутким холодом. Я понял, что никогда не смогу понести тех испытаний, которые претерпели святые и праведные люди, подобные моему старцу. И Голос промолвил: «Поэтому очищай себя и пребывай в смирении, чтобы прийти в завершение в Мою святую обитель...»

Мы помолчали. Затем старец продолжил:

- Мы возвращаемся ко Христу, потому что нет другого пути, на котором можно жить для спасения. Лишь сострадание помогает понять чужую боль, и лишь любовь помогает исцелить ее. Любовь, как мне видится на исходе лет, – это великая река сострадания Христова, влекущая к спасению всех людей. Любить одного значит отдать ему свою свободу, любить всех значит отдать им свою жизнь и обрести совершенное спасение. Наверное, как-то так. Все земное, к чему привязывается душа, убивает ее, а все Небесное, к которому она устремляется, через внутреннее безмолвие вводит ее в жизнь нескончаемую. В этой жизни только тот спасается, кто ежедневно тренирует себя к вечности, к свободе, к ее нескончаемому Божественному покою. В достижении спасения не следует жалеть себя...

- Владыка, попав в мир, чрезвычайно стыжусь того, что временами тянет остаться в нем и земные плотские пожелания иной раз сильно докучают мне, приводя в состояние некоего телесного возбуждения, – сказал я, со стыдом понурив голову.

- Ты же воин Христов, отец иеродиакон! Тебе ли малодушествовать? Мирские люди считают в жизни опорой друга друга, воин же Христов всегда опирается на одного Христа. Будет больше пользы, если научишься действительно противостоять духовным браням и телесным искушениям, чем благодушествовать в обычных обстоятельствах. Хотя искушения нападают неожиданно, они не могут застигнуть монаха врасплох, поскольку он всегда бдителен и внимателен, пребывая в молитве. У мирян все иначе, так как они живут рассеянно и в постоянной суете, легко попадая в тяжелейшее рабство дурных страстей и не противостоя им молитвой. Трагическая ошибка мирских людей – в семейной жизни жить не ради детей, а ради собственного удовольствия, и еще более трагическая ошибка их молодости – растрачивать телесные силы на излишества и пренебрегать целомудрием.

Если возбуждение, о котором ты говоришь, отче, поселяется внизу, это есть проявление естества человеческого и оно усмиряется постом и молитвой Иисусовой. Такая молитва с дыханием, которую я тебе рекомендую, – лучшее средство для преображения телесных возбуждений и вражеских нападений в духовные приобретения. Никогда не поддавайся испугу, считая искушения от демонов чем-то необычным, встречай их спокойствием ума и покаянной молитвой. При этом, ровно вдыхая и выдыхая, удерживай молитвенное внимание в сердце, не давая уму уклоняться в помышления. Тогда такие плотские пожелания не принесут тебе никакого ущерба, искушения лишь закалят тебя, а дух окрепнет в чистоте от грязных помышлений и обновится в благодати.

Если же подобное возбуждение начинает жить в голове, то становится сумасшествием и исцелить его очень трудно. Все, к чему привяжется ум, становится смертельно опасным. Воин Христов недоступен греху, но более обычного человека доступен искушениям: люди завидуют ему, а демоны хотят его уничтожить. Поэтому не живи рассеянно и не забывай утеснять свое тело постом, а ум обуздывать молитвой, чтобы они не причиняли тебе безпокойства. Для этого и заповеданы нам от святых отцов посильное исполнение поклонов, земных и поясных, с крестным знамением, вместе с воздержанием от тучных и обременяющих яств. Старайся не вкушать пищи до девятого часа, то есть до трех часов пополудни, кроме субботы и воскресенья. – это делает голову ясной и светлой, а желудок легким и малым. Так, понемногу возрастая в добре и смирении, душа находит свой путь к Богу.

- Почему, владыка, сколько я ни молюсь, Господь не забирает от меня это тяжкое искушение, о котором я поведал? Вообще, Он же может в одно мгновение избавить меня от всех моих грехов, а не делает этого. Зачем так устроено, не понимаю...

- «Почему» и «зачем» никогда не приводят нас к Богу, отче! – Со строгостью в голосе ответил епископ. – «Как спасти душу свою?» – этого вопроса Христос ожидает от человека. Конечно, Он может в одно мгновение сделать человека святым, но тогда жизнь человеческая не будет иметь никакой ценности и никакого смысла. Именно наши благие намерения жить по заповедям и непрестанные усилия в стяжании спасения, какими бы слабыми они ни были, возвышают нас в очах Божиих и составляют истинную ценность и достоинство всякой души человеческой. Помнишь, что сказано: «Просите, и дано будет вам; ищите и найдете; стучите и отворят вам» (Мф. 7:7)?

- Это я помню, владыка, но мои глаза снова и снова обманывают меня, увлекая в мир, который как будто высасывает все силы моей души... – с горечью поведал я собеседнику. Он пристально взглянул мне в лицо:

- По глазам можно сразу узнать человека, живой он внутри или мертвый. Поэтому люди часто прячут их от постороннего взгляда...

- А я, по вашему, живой или мертвый? – мое любопытство выдало меня. Старец слегка усмехнулся:

- Пока ты ещё мертвый, но у тебя есть возможность стать живым, если не будешь лениться! Быть монахом ради Христа – самое стоящее из всего, что может быть. Снова и снова следует неутомимо пытаться обрести мир душевный и благодать Божию, никогда не оставляя своих попыток, «ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят» (Мф. 7-8). Необходимо тщательно, даже больше зеницы ока, беречь свою совесть, чтобы она пребывала незапятнанной, а ум необходимо освободить от назойливой внутренней болтовни. Так ты сможешь накопить благодать и остановишь безпрерывное кружение ума. Саможаление – препятствие на этом пути. Знаешь, как говорил святой Иоанн Кронштадтский? – «Возьми сердце свое, как рукой, и держи». Так и ты делай, отче мой дорогой! Радость жизни – в благодатной свободе духа. Счастье жизни – в совершенном спасении души. Но говорить сейчас об этом не место и не время...

Почувствовав неудобство моего долгого визита, я попросил у епископа благословить меня и стал прощаться, заодно попросив разрешения иногда навещать его. Он дал мне свой адрес и сказал:

- Ищи меня в Озерках. Какой-нибудь десяток километров не такая уж даль, чтобы не поехать к престарелому духовнику. Найти меня просто. От станции пройдешь тропкой: сначала лесом, потом леском, а затем перелеском. Там в аккурат и придешь к моему домику. Если случится что-то срочное, напиши письмо и передай моей сестре Зинаиде, а она со мною на связи. Благословляю тебе приезжать для исповеди и совета два раза в год. Полагаю, что этого достаточно, если не будешь ленив в молитве.

Расставаясь, я почувствовал, что надежда поселилась в моей груди.

5

В свой первый приезд к старцу я несколько оробел. Найдя поворот на тропинку к его жилищу, нерешительно приблизился к некрашеной калитке, за которой стояла бедная хижина, более всего похожая на садовый домик. За ней возвышался сине-зеленый лес. Сентябрьский свежий воздух хотелось пить, словно травяной чай. Вокруг было тихо-тихо. За досчатым частоколом забора, через который ветви рябины перекинули свои багряные гроздья, на старой яблоне наливались соком краснобокие яблоки. Старый куст сирени, словно приветствуя посетителя, свесил ветви поверх ветхой калитки. Я постучал в нее, но на мой глухой стук никто не отозвался. Я уселся поодаль на растрескавшуюся от старости лавочку и решил ждать, посматривая нетерпеливо в сторону леса, откуда мог появиться владыка.

Ожидать пришлось довольно долго. Наконец, вдали показалась сухощавая фигура святителя: он бодро шел прямиком через осенний луг, неся в руке какой-то котелок, закрытый крышкой. За ним по жухлой траве с куртинами отцветающего кипрея тянулся росистый след. Сердце мое, которое словно стучало во рту, обдала волна горячей радости. Я привстал с лавочки, боясь ошибиться. Владыка благословил меня и мы вошли в калитку. На дорожке к дому лежал чистый желтый песок. Рядом с дорожкой темнел деревянным срубом колодец. Траву устилали опавшие багряные листья.

- Как видишь, стараюсь побольше ходить: ходьба очень способствует внимательной молитве с дыханием, особенно среди такой благодатной природы, как в этих местах, – сказал владыка, открывая дверь и пропуская меня вперед.

В доме мы помолились у образов, где мягким кротким светом мерцала простая лампада. Внутри скромного жилища все говорило о нестяжании и полном отсутствии попечений: каморка дышала бедностью и смирением. В ней, однако, было нетоплено и довольно прохладно. В углу стоял аналой, на нем висела потертая священническая епитрахиль и лежало зачитанное евангелие и крест. На стене – небольшая самодельная полка из грубой доски с пожелтевшими от ветхости книгами, настенные допотопные часы. В дальнем углу – небольшая железная печь, рядом на полу – место для сна, покрытое каким-то картоном, вместо одеяла, под окошком – пень, используемый, по-видимому, вместо стула, на гвозде – стариковская поношенная одежда, точно такая, о которой в прошлый раз говорил старец, у двери – ведро с водой и алюминиевой кружкой сбоку. В лучах осеннего солнца ветви яблони заглядывали в подслеповатое оконце, как будто прислушивались к нашей молитве. В моей душе, как и в комнатке, воцарился необычайный покой, который, казалось, излучался от старца.

- Ну, ну, не робей, не смущайся, проходи в комнату, – подбодрил меня епископ, видя, что я застыл у притолоки. – Ты готов к исповеди? – спросил он, пристально взглянув на меня. Я утвердительно кивнул головой, стараясь выглядеть спокойным, хотя внутри сильно волновался. Во время исповеди слезы у меня хлынули потоком, несмотря на мои попытки удержать их. После разрешительной молитвы, стоя у аналоя, владыка сделал несколько замечаний:

- Исповедь – это тяжкая, но очень благодатная духовная работа. Она не является обычным пересказом того, что мы сделали греховного, или, наоборот, не нашли в себе нравственных сил сделать достойный поступок. Это глубокое проникновение в самые корни нашего греха и его полное уничтожение в искренном покаянии. Вот почему для всех нас так важна чистосердечная исповедь. Как ты считаешь, отец иеродиакон?

- Полагаю, владыка, что это хороший повод укорить самого себя во всем том, где я проиграл злу, – подумав, ответил я. Он выслушал мои слова, наклонив голову, словно прислушивался к какой-то только ему слышимой мелодии:

- Ты хорошо сказал, отче, но не совсем: земная жизнь не игра, а непрестанная и смертельная борьба со злом. Мы приходим на землю не отдыхать, а победить зло, которое укореняется в нас с младенчества. И каждый миг нашей временной жизни – это экзамен, когда Бог постоянно ставит нас перед выбором – куда склонится наше сердце: в сторону добра или в сторону зла. И поэтому чем цельнее и чистосердечнее исповедь, тем чище и светлее у нас на сердце и тем ближе оно становится Богу... А теперь разогрей-ка в котелке кашу, которую Господь послал нам в церкви через людей Божиих, потом будем пить чай, – улыбнулся епископ и, осторожно взяв меня за локоть, подвел к маленькой печурке, подложив в нее несколько поленьев. Исповедуясь старцу, я забыл о времени и даже не вспомнил о голоде. Пока я возился у плиты, он занялся книгами на полке, просматривая их и что-то ища.

Как я ни старался быть внимательным, гречневая каша немного пригорела. Досадуя на свою оплошность, разложил еду по алюминиевым мискам и одну отнес старцу, а с другой остановился, недоуменно разглядывая куда бы мне присесть. Кивком головы он указал на пень у окна:

- Ты, отче, не стесняйся и усаживайся на мой «стул», а я сяду на полу. – Епископ подвинул ближе лист картона и сел на него, поставив рядом миску.

Я попробовал сопротивляться, не решаясь, чтобы епископ сидел ниже меня, но встретил решительный отказ. Смущение пред старцем не оставляло меня. После молитвы, попробовав кашу, старец покачал головой. Я встревожился.

- Этот парень все-таки ещё очень незрел... – пробормотал он вполголоса.

После еды, когда я вымыл посуду, и приготовил чай из высушенной мяты, собранной старцем, он обратился ко мне с неожиданным вопросом:

- Итак, отец Варфоломей, ты покаялся и исповедал пред Господом, что тебе приходилось по разным причинам обманывать в своей жизни людей как до монашества, так и в монашестве, когда занимался строительством в монастыре, верно?

Моя рука, держащая кружку с чаем, задрожала, и мне, чтобы не расплескать чай, пришлось поставить кружку на подоконник:

- Приходилось, владыка, простите!

- Если тебе стыдно за обман в отношении людей, то каков же должен быть стыд в отношении Бога? Полная искренность в стремлении к спасению – это важнейшее условие для духовного роста. Ты христианин, а решил ли ты для себя, желаешь ты спастись немедленно, сию минуту, или откладываешь это намерение на потом?

Я молчал в полном недоумении, рассуждая внутри себя и не находя ясного и прямого ответа.

- Владыка, похоже во мне ещё не вполне созрело такое решение... – со стыдом сказал я.

- Значит, ты пока еще очень далек от христианства, хотя и считаешь себя таковым! Это называется «коготь сатаны» в нашей душе, когда мы со дня на день откладываем свое восхождение ко Христу, вплоть до полного с Ним соединения в Духе Святом. Для спасения нужно иметь проницательный ум, смиренное, доброе сердце и простой евангельский образ жизни. Ведь Христос – Хозяин земли русской, а Ему нужны на этой земле истинные христиане, которые каждое мгновение готовы не только жить, но и умереть за Него, обретя навеки Царство Небесное. Стяжание Иисусовой молитвы и есть такое самопожертвование нашей души, без всякого тайного саможаления, которая в каждом вдохе и выдохе являет Богу это намерение: на вдохе мы исповедуем Господа Иисуса Христа и принимаем благодать Его, на выдохе – исповедуем наше покаяние и отречение от греха. Таким образом спасение души всегда пребывает с нами и внутри нас неисходно!

Я старался понять сказанное, напрягая все свои усилия.

- Простите меня, но мне всегда казалось, что спасение души это долгий процесс и к этому спасению нужно идти всю свою жизнь, постоянно примериваться, приглядываться к нему и соразмерять свои возможности с Евангельскими заповедями! А полностью отдать свою жизнь Христу, полагаю, есть мера совершенных мужей...

Старец выразил крайнее изумление моими убеждениями:

- В таком ответе нет ни кротости, ни смирения, а только своеволие и прекословие. Все это явные признаки полного отсутствия в тебе памяти смертной. Большая ошибка не помнить о смерти, как будто если мы забудем о ней, то не умрем. Ведь у нас нет ни малейшей гарантии, что мы проживем дольше этой секунды! Что же ты будешь делать, если серьезная болезнь застигнет тебя врасплох? Или тебя вдруг собьет, не дай Бог, на улице автомобиль? Или, что вполне может быть, кто-либо вознамерится прекратить твою жизнь, набросившись на тебя с ножом? Как ты можешь спастись без ежедневного накопления благодати, храня себя в умном безмолвии? Однако благодаря такой постоянно пребывающей в нас молитве с дыханием, Господь всегда найдёт нас бодрствующими и трезвящимися, как сказано: «Восстань, спящий, воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос» (Еф. 5:14). Кроткие и смиренные легко входят в Рай, остальные спорят у ворот с апостолом Петром за место в святых обителях.

Я не нашёлся, что сказать, и только невнятно выдавил из себя:

- Смогу ли я, владыка научиться хранить себя? Получится ли?

- Если веришь, получится! Если не веришь, не получится! Перед верой расступаются все преграды и отворяются все двери. В мои преклонные года я все ещё читаю Евангелие и святых отцов, благоговейно вникая в прочитанное. Так же делай и ты, иначе порастеряешь все, чему тебя наставляла наша Церковь. Святитель Игнатий Брянчанинов писал: «Несчастлив тот, кто удовлетворен собственною человеческое правдою: ему не нужен Христос, возвестивший о Себе: «Не пришел призвать праведников, но грешников на покаяние» (Мф. 9:13). А ты словно сначала собираешься стать праведником, а только потом взяться за свое спасение! Мудрость – это умение жить каждым мгновением. Монах должен быть всегда приготовлен к битве с собственным грехом. Разве ты не помнишь слова Спасителя: «В чем Я найду вас, в том и буду судить», которые сохранило предание Церкви? Если ты хочешь, чтобы Господь застал тебя в молитве, ты должен ею заниматься неустанно до самого исхода.

- Какой же смысл во всех наших усилиях, если смерть всему положит конец? И какая разница в том, делаем ли мы что-то для спасения или нет, когда финал всему один и тот же? Не становится ли тогда духовная жизнь просто мечтой? – Недоумевающе посмотрел я на старца.

- В этом мнении большая ошибка! Разница в том, приходим ли мы к итогу всей нашей жизни с благодатью, благодаря которой наследуем нетленную жизнь в неумирающем свете Божием, или же встречаем свой конец подобными выпорожненному мешку из кожи и костей, который бросят в землю и навсегда позабудут. Поэтому монах всегда трезвится умом, чтобы преодолеть власть навязчивых мыслей и идей. Когда сердце живет вне мира, то в нем начинает жить Бог. Руки в делах, голова в отдыхе, а сердце в Боге, что тут непонятного? Душой монах стремится только к стяжанию благодати и каждый его шаг – это его последнее сражение за свое спасение. Обыватель только воображает иной мир, но монах преображает себя для иного мира, становясь иным для века сего.

- Я все время молюсь, чтобы Бог даровал мне хотя бы небольшую благодать в моих повседневных молитвах, но ничего не выходит... – признался я со вздохом.

- Благодать – это милость Божия, отец иеродиакон, и ее можно просить у Бога для чего угодно, по собственному выбору, но такая милость Божия посылается нам лишь для спасения. О спасении же нам сказано, что «Царство Божие внутрь вас есть» (Лк. 17:21). Поэтому узреть внутри свет истинного Царства Христова – это наивысшая духовная цель, и ее надлежит держаться всемерно, не сворачивая в темные тупики невежества, дорогой мой!

Он долго наказывал мне и наставлял:

- Земная жизнь дается людям на выбор: или для стяжания святости Царства Евангельского или для ветхозаветного «плодитесь и размножайтесь». Если не исполняется первое, тогда земля отдается тем, кто плодится и размножается. Всякая мысль, за которую цепляется человек, начинает топить его. Мысль – это царство земное, а интуиция благодати Духа Святого – Царство Небесное. Не погружайся умом в мир, погружайся глубоко в самого себя, ибо там находятся истоки благодатной реки, которая все сердца объединяет в одно, потому что «любящий Бога предпочитает ведение Бога всему сотворенному Им». Такой человек не спешит и не медлит, он постоянно накапливает добродетели, приобретая за земное – небесную благодать.

В молитве нет места эгоизму, потому что молитва – это самоотверженное служение другим. Не прикасайся грязным самолюбивым помыслом к людям, касайся их добротой своего сердца. Самолюбие – это эгоизм, а эгоизм есть саморазрушение души, замкнувшейся в самой себе и погибающей от недостатка духовного «кислорода» – Христовой любви к Богу и людям. Неэгоистический самоотверженный человек всегда стремится передать ближним то, что получил в молитве от Бога. Как помочь спастись человеку? Нужно только дать ему необходимые знания, остальное сделает Господь. Духовное знание становится в нас силой благодати, силой покаяния, силой смирения и любви.

Слушай внимательно о трех главных правилах молитвы с дыханием.

Первое: безсмертная благодать приходит в покаянной Иисусовой молитве с тихим и сосредоточенным дыханием. Когда сердце обретает благодать, то ум пребывает в покое, а дух – в просвещении нетварного света. Так можно достичь Истины – преображения человеческого духа в единении со Христом.

Второе: тихое дыхание с молитвой Иисусовой и есть соединение безмолвия ума и правильного предельно тихого и тонкого молитвенного дыхания. Ум и дыхание вместе порождаются и вместе затихают, становясь нескончаемым покаянием души. В этом суть совместного использования молитвенной практики и молитвенного дыхания.

Третье правило: стяжание Божественной благодати приходит через покаянное смирение ума и успокоение дыхания. Совершай неукоснительно свои молитвенные занятия не менее получаса рано утром и вечером, постепенно увеличивая это время, пока такое молитвенное дыхание не станет постоянным. Это есть духовная практика полной отрешенности ума от мыслей и вещей мира сего и сохранения обретенной благодати в отсутствии отвлекающих помышлений. Только тогда преображенный дух, освободившийся от убийственной опеки рассудка, становится в нас Божественной любовью.

Запиши эти правила и заучи их. Без молитвы не возвращайся! Научись дыханию в полном соответствии с заповеданным тебе правилом. Посвяти целиком свою жизнь и дыхание Христу. Вот что писал Старец Никодим Карульский об этом святом делании:

«Тихо и плавно вдыхаемый в себя воздух освежает сердце и как бальзам помазует его, и телу доставляет здравие, и духу спокойствие, а соединяемое с дыханием имя Господа Иисуса Христа – душе радость и веселие». Итак, исполняя эту художественную молитву с благоговением, будем помнить, что для усердного легки всякие дороги, а для ленивого труден и один шаг. Поэтому оставь всякую леность, рассеянность и почитание себя тем, чем ты не являешься.

Я поехал обратно в сильном стыде за самого себя.

6

Много раз наведывался я к старцу и на душе у меня стало немного посветлее. Она явно оживала от общения с этим благодатным и умудренным человеком. Мне стала в некоторой степени ясна причина его постоянной бодрости и неутомимой активности: она коренилась в долголетней и сосредоточенной практике Иисусовой молитвы с дыханием. Хотя я привёз старцу табурет, он предпочитал свой пень, оставив мне восседать на принесенном табурете. Владевшая мной нерешительность все еще не отпускала меня. Рассказывая о своих неумелых молитвенных усилиях, я ещё долго терялся и путался.

Старец, терпя мои неудачи, в конце концов, рассказал мне одну притчу:

- Обрати внимание, чадо, на следующее: некий, считающий себя праведным, пришел к Богу. Услышав нелестные обвинения, он начал оправдываться, прекословить, указывая на свои добрые дела и поступки, но был со стыдом изгнан. Другой же пришел, считая себя виноватым и окаянным и ничего не видя в себе доброго, но был милостиво утешен, прощен человеколюбивым Богом и оставлен Им в Его Царстве. Таковы суды Божии – они совершенно иные, чем человеческие. Не столь важно знать, каким видишь себя ты, а то важно постичь, каким видит тебя Бог!

- Владыка, я не оправдываюсь, а пытаюсь рассказать вам, как я понимаю эти вещи! – настойчиво утверждал я. – Мне приходилось видеть многих духовников и у всех них я постоянно пытался узнать способы спасения, пока не увлекся строительством и погоней за покровительством. И меня огорчает то, что никто из близких, кого я знаю, не стремится к достижению Иисусовой молитвы! Как будто все заснули. Это очень похоже на прелесть, по моему мнению, и я молюсь, чтобы Господь вразумил их каким-нибудь чудом...

- Слушай, сумасшедший! – усмехнулся мой наставник, – у тебя пока нет ни доброго ума, ни благих помышлений, что ты мнишь о себе? Избавься от грехов сам и не касайся других, просто помогай им молитвой. Пусть они сами выберут свой путь. Все нужно делать с разумением... Например, ответь мне на один вопрос: какой в сутках самый главный час?

Я было обиделся, но потом ответил нерешительно:

- Не знаю, владыка...

- Одиннадцатый, – с улыбкой сказал он.

- Почему же? – с недоумением я ожидал от старца ответа.

- Потому что самым главным в сутках всегда является тот час, который идет сейчас! Вот, кстати, он – на часах над твоей головой...

Обернувшись, я заметил, что минутная стрелка показывала четверть минут одиннадцатого.

- В духовной жизни помнить об этом очень важно. По сути, времени нет ни у кого, поэтому оно так дорого. Все делай сейчас, а не в следующий час, которого может не быть. – Строго заметил мой наставник. – Так ты никогда его не упустишь. И еще потому, что в этот час Господь принимает последних, которым дает ту же мзду, как и первым. Поэтому не держи при себе никаких мнений и проси у Господа большего чуда: дать тебе смиренное сердце и кроткую душу вместе с благим разумением. Повторяю тебе, что самолюбие – это гниль душевная и злейший враг человека, особенно верующего. Тот, кто считает себя обиженным, постоянно вынужден защищать свое «я». Это дурная привычка. Когда избавишься от нее, то можешь помогать другим. Только такая помощь будет безкорыстной и безошибочной.

- Простите меня, владыка. Я еще человек грешный и безтолковый... Я постараюсь исправиться...

- Бог тебя простит, чадо, – ответил он, покачав головой. – Ни в коем случае нельзя потакать своему самолюбию, которое словно адский червь, съедает плоть человека. Старайся через смиренное послушание обрести духовное рассуждение, чтобы в конце к тебе пришла благодатная интуиция. Вместо того, чтобы сожалеть об упущенном времени, ты должен не покладая рук трудиться над стяжанием благодати, которую можно и должно сохранить и приумножить!

- Что же такое благодать? Это святость?

- Святость, дорогой мой, – это результат благодати, которая является святой силой Божией. Эта Божественная сила помогает побеждать грех даже тогда, когда помыслы представляются непобедимыми. Благодать – это то, что делает сердце непоколебимым и несокрушимым, подобно скале. Она нисходит в стойкое сердце, как нетленный свет Царства Небесного. Благодаря Божественной помощи, подвижник побеждает грех и преодолевает смерть, одолеть которые ему, как человеку, невозможно. Грех изначально зарождается в уме, поэтому благодать – это, в первую очередь, обуздание ума, а потому и лестница нашего спасения.

- Тогда для такого душевного подвига нужно великое мужество, которого у меня, как мне кажется, нет, после всего, что со мной случилось... – добавил я упавшим голосом.

- Не следует унывать, милый мой. Мужество, иными словами, есть безстрашие и смелость, заодно с которыми нужно иметь еще и духовное рассуждение, чтобы бороться с греховным умом. Мужество и рассуждение приходят только с духовным опытом. А опыт показывает нам, что ум человека – это тоже сила, которая, однако, требует очень строгого контроля. И когда мы все силы направляем на эту духовную битву со своим внутренним злом, к тому же очень изощренным и коварным, Бог укрепляет человека и подает ему Свою несокрушимую благодать, а вместе с ней мужество, безстрашие и смелость!

После краткого молчания епископ продолжил свои наставления:

- В миру люди спят, убаюканные многообразием мирских впечатлений. Что им еще делать? Сознание спит, а греховный ум «работает», порождая помыслы и связывая ими душу крепче стальных цепей. Проснуться можно лишь выйдя из мира, ощутив смертельную горечь от его ускользающего многообразия. Ты сам должен стремиться постичь слово Божие и жить им, и только о тебе идет речь, а не о других. Господь сказал через святого апостола всем нам: «Что тебе до того? ты иди за Мною» (Ин. 21:22). Понимай обращение Христово как сказанное именно тебе и сейчас, ибо за исполнение или не исполнение Его заповедей ты непременно будешь отвечать!

Пока ты сам находишься в прелести, чадушко, как ты распознаешь ее своим греховным умом в самом себе и, тем более, в других? А боясь ее и остерегаясь ошибиться, как узнаешь и примешь благодать? Боясь прелести, не распознаешь и благодать! Помыслы – это диавольское «молочко», и сосущие их лишаются небесных благ. Мышление чрезвычайно укоренилось в природе человека и власть его велика, поэтому победить его можно лишь в очень трудной и безкомпромисной борьбе.

Всякая прелесть в молитвенном делании возникает из-за того, что живут помыслами, а методы и способы восхваляют как самое необходимое в Спасении, и, таким образом, забывают о главном – о покаянии и чистоте ума! Ты иногда говоришь с другими людьми о молитве Иисусовой?

- И говорю, и объясняю! Но они все молчат, словно сговорились...

- Тебе полезнее пока утверждаться в молчании. Сначала научись, потом учи. Это незаменимый способ для собственного духовного возрождения. Многие люди не имеют ни решимости, ни силы воли заниматься ежедневно молитвенной практикой с полной самоотдачей. Даже если они знают, что такая безцельная и безвольная жизнь приведет их к преждевременной смерти, они ничего не могут предпринять ради своего спасения, кроме употребления лекарств, загоняющих этих несчастных в больницы, где им не могут оказать никакой существенной помощи. Таких людей можно только пожалеть, сострадая им в сердечной молитве. Их немощи целиком берет на себя Церковь и те, кто посвятил себя непрестанной молитве о всём страждущем мире.

Поэтому милость Божия постоянно печется о всех немощных и убогих, открывая им вход в Царство Небесное и влагая в их сердца великое терпение и стойкую решимость посвятить себя духовной жизни. Мало помалу, обретенная ими Иисусова молитва с дыханием начинает оказывать на их души благотворное и спасительное действие, очищать ум, и они начинают верить в свое спасение, постигая пребывающего внутри них Бога. А дальше – дело практики. Их решимость становится неуклонной, благодать укрепляет их души, а сердца обновляются в любви Христовой. Знай, если бы люди были против молитвы, они бы съели тебя с потрохами! А если молчат, значит принимают твои слова. Понял?

- Понял, владыка.

- А запомнил?

- Запомнил, дорогой владыка! – я дивился светлому уму престарелого епископа.

Наконец, в один из моих многочисленных приездов, после унылой исповеди, в которой я довел до конца свои злоключения в миру, старец объявил мне:

- Отец Варфоломей, ты только слушай и делай то, что я тебе объясняю, а все остальное беру на себя! С утра и до захода солнца, не рассеиваясь, приучайся держать себя в молитве Иисусовой. Теперь утром и вечером по часу совершай сугубое молитвенное правило, следя за дыханием. Учись дышать с молитвой мягко, ровно и глубоко. Вдыхай максимально медленно и плавно, и так же выдыхай. Молитвенное сидение попеременно чередуй с поклонами, ими избавишься от сонливости и дремоты в молитве. Тот, кто искусен в выполнении поклонов с молитвой, исцеляет все свои недуги. Так в недолгое время ты обретешь великую пользу от своих молитвенных занятий. Укрощение дыхания есть средство к укрощению легкодвижного ума. Множество молитвенников стяжало благодать исключительно благодаря своему смирению, трудолюбию и упорству в такой дыхательной молитве!

Услышав это, я очень обрадовался, даже брови поползли вверх.

- Благословите, владыка, – решительно и смело заверил я старца, – что бы ни случилось, буду стараться, поскольку мне отступать некуда!

- Отступать тоже нужно уметь! – заметил старец.

- Но ведь монах никогда не должен отступать! – сопротивлялся я замечанию духовника. – Если он отступит, то все потеряет!

- Есть такое отступление, которое приравнивается к победе, чадо мое!

- Не понимаю, владыка, что вы хотите сказать...

- Когда монах в духовных бранях отступает в смирение, Бог принимает это как духовную победу! Смиренный не пресмыкается перед другими, но в то же самое время никого не заставляет пресмыкаться пред собою. Смирение не видит себя смиренным» – говорит святитель Игнатий. И он же советует: «Евангелие нужно читать делами!» Как же его читать делами, отец иеродиакон? – неожиданно спросил духовник.

- Полагаю, что читать Евангелие нужно добрыми поступками и поведением по заповедям!

- Ты смышлен, но не образован духовно! – строго ответил старец и начал упрекать меня за непонятливость. – Вокруг тебя море света, а ты все еще как слепой... Главное наше дело – покаянная молитва Иисусова. А в молитве Иисусовой – дыхание. Божественная благодать стяжается сугубой покаянной молитвой Иисусовой и соединением с ней тихого, сокровенного дыхания. Совершенное успокоение ума приходит с таким тихим дыханием, когда молящийся не слышит звуков вдоха и выдоха. Вхождение Божественной благодати в виде нетленного света в сердце, в ум и тело именуют спасением. Лишь овладевший умом и молитвенным дыханием может достичь непреложного спасения, поэтому следует всегда сберегать чистоту сердца и отсутствие мыслей в уме, чтобы сердце окончательно утвердилось в благодати и ясном осознании Божественного присутствия. Разумей, что говорю...

Я промолчал в задумчивости. С тем и вернулся – опять ничего не понял.

7

Старец уехал к своим давним духовным чадам в Тверь, а я приуныл и затосковал, весь уйдя в воспоминания. От него долго не было вестей, пока милая старушка Зинаида не сообщила, что старец собрался вернуться в Озерки, но, уже собираясь в путь, был вынужден задержаться, наставляя навестивших его многочисленных чад. Я усиленно молился и то и дело наведовался к Зинаиде, но никаких вестей не было. Наконец, она сообщила, что Владыка, хотя и сильно усталый, все же выехал из Твери и скоро приедет. Тоскуя и досадуя, еле дождался его приезда. Он встретил меня как всегда бодрый и по-молодому оживленный. К своему удивлению никакой усталости в нем я не приметил. От него всегда веяло каким-то непередаваемым ощущением благодатной легкости и свободы.

Взяв у старца благословение, я поинтересовался, каков источник его постоянной неутомимой бодрости.

Он, посмеиваясь, глянул на меня добродушно:

- С Богом, дорогой мой, только с Богом можно ощутить во всей полноте, что значит «обновися яко орля юность моя»! Поклоны, поклоны и движение сделали меня молодым. А также стараюсь никогда не принимать помыслы о старости и дряхлости. Ум внушает нам быть вялыми и усталыми, а душу делает расслабленной и дряхлой, привыкшей жаловаться и ныть. Вот мы этот ум и душу в благодатной дыхательной молитве делаем юными и бодрыми и снова становимся молодыми, отбрасывая напрочь дурные привычки. Старость боится душевной юности, потому что во Христе дух молодеет!

С большим подъемом я поведал духовнику о своих молитвенных занятиях, в которых за долгое время моя душа нашла для себя отраду.

- А ты, оказывается, понемногу становишься более способным и понятливым, не правда ли? – удовлетворенно отметил старец, выслушав мое длинное повествование. – Что ж, всему свое время. Однако, не следует тщеславно надмеваться по поводу незначительных успехов, – он легонько стукнул меня в лоб указательным пальцем. Похоже, духовник уловил нотки самодовольства, прозвучавшие в моем голосе.

- Итак, конечно, печально, что мало кто стремится к стяжанию Иисусовой молитвы, будь то монахи, или миряне. Но не в этом дело. Всякое полезное действие держится на правильной идее, которую приносит в душу благодать. Сегодня ты занимаешься стяжанием Иисусовой молитвы, завтра – другой, послезавтра – третий. Так обновляются души, пришедшие к истинной свободе, так меняется общество, так сохраняется подлинное христианство, которое не сокрушат врата адовы.

Заметив в моем лице неуверенность, старец участливо спросил:

- Что, отче, сомневаешься в этом?

- Сказать честно, владыка, за редкими примерами, не вижу вокруг себя людей, стремящихся выбраться из рутины повседневности. И меня словно убивает безнадежность собственных попыток выбраться из долгой неопределенности в своей духовной жизни. Сколько лет провел в Церкви, а я так мало знаю и благих изменений в себе не обнаруживаю. И очень сожалею, что не поступил в своё время в семинарию...

С большим участие епископ сказал:

- Пойми, дорогой мой отче, что знание очень обширно, а времени у нас, как говорится, в обрез. Формальное обучение – это просто манипулирование словами, гораздо важнее обучиться дисциплине ума. В духовном знании мы берем лишь то, что необходимо для спасения, а остальное оставляем. Безнадежное настроение большинства верующих, и твое собственное, отец иеродиакон, котором ты говоришь, обусловлено тем, что люди забывают о неотвратимости смерти и думают, что их земная жизнь не имеет конца. Память смертная – лучший способ избавиться от всякой безнадежности в духовной жизни и, вместе с молитвой, дает силы вынести любые скорби и искушения, а также помогает преодолеть всякие наши страхи пред неопределенностью и неизвестностью земного существования. Память о собственной смерти – это хлыст для нерадивых и есть особое состояние духа, когда живешь, не забывая о смерти ни на секунду. Заметь, что именно это, столь важное памятование, враг всеми силами старается похитить из сердца человеческого!

Для удержания памяти смертной и стяжания покаянной молитвы Иисусовой, с тихим и ровным дыханием, нет необходимости уходить в монастыри или покидать их. Такая молитва как никогда ранее нужна нашим поколениям. Для нее всегда есть место и время. Эта молитва полезна и благотворна во всех обстоятельствах: в покое, в движении, в труде, в болезни. Прибегая к ней в болезнях, болезни утихают. Молясь ею в скорбях, скорби отступают. Занимаясь ею в борьбе со страстями, страсти побеждаются. Практикуя ее в обуздании греховного ума, ум успокаивается. Подвизаясь в ней в покаянии, обретаешь спасение.

Послушай же теперь о второстепенных правилах молитвенного дыхания. Хотя говорится, что они второстепенны, эти правила не менее важны, чем первые три главных правила. Благодать стяжается благодаря сочетанию покаянной Иисусовой молитвы и тихого очень тонкого и нежного дыхания. Молитва соединяется с таким дыханием и входит в сердце благодаря действию благодати. Тот, кто постиг греховную деятельность собственного ума и овладел молитвенным дыханием может легко прекратить рассеянность ума и прийти к полному отсутствие греховных помышлений.

При монашеском постриге, когда настоятель срезает крестообразно прядь волос с главы постригаемого в монашество, он заповедывает ему оставить все его помыслы, как и состригаемые власы. Если бы это было невозможно, то как бы такая заповедь была включена в монашеское духовное правило? Поэтому следует хранить чистоту сердца и блюсти отсутствие в нем помыслов, дабы сердце утвердилось в Божественной благодати. Когда ум порождает помыслы, то порождается и дыхание. Когда ум прекращает свою деятельность, то и дыхание перестает действовать. Если ты стремишься достичь благодати и спасения, то молитва и дыхание должны стать неразрывными и слиться друг с другом.

Если сердце и ум не затронуты греховными мыслями и они отсутствуют, то возникновение помыслов прекращается и дыхание замирает, тогда ум соединится с сердцем и благодать сердечная будет пребывать в тебе постоянно. Через сосредоточенный ум надлежит управлять дыханием, а ровное и тихое дыхание помогает обуздывать ум в покаянной молитве. Движения в дыхательной практике медленные и плавные. Они должны совершаться без каких-либо физических усилий. Дыхание должно оставаться ровным, покаяние – постоянным. Такое молитвенное дыхание есть средство обретения мира душевного и безсмертия.

Овладение ровным дыханием с внимательной молитвой есть ключ к овладению умом, с его безчисленными помышлениями. Молитва с дыханием способствует накоплению и сохранению в сердце и в теле энергии благодати. Молитвенные дыхательные занятия – это мощное средство, обладающее способностью содействовать достижению проникновенной молитвы и глубокого созерцания. Наличие благодати, ясность ума и сердечная мирность являются верными признаками правильности нашей духовной практики.

Вдох и выдох с молитвой должны быть глубокими, медленными и мягкими. Практикуя путь контроля ума и дыхания, внимание следует направлять в сердце. Душа должна мирно пребывать в теле. Для того, чтобы молитвенное дыхание было глубоким и ровным, не нужны никакие особые физические усилия. Это художественное делание требует очень развитого внутреннего чутья и благодатной интуиции, как хорошему музыканту – абсолютный слух. Пока не обуздаешь мысль и не войдешь во внутреннее безмолвие, не жди успеха. До этой поры духовная жизнь еще не утвердилась в сердце как следует – то ты побеждаешь, то тебя побеждают. А для такого пожизненного сражения требуются все наши силы и все отпущенное нам время нашей краткой жизни!

- Помолитесь, владыка, обо мне, грешном, чтобы мое послушание возрастало! – сказал я с большим воодушевлением.

- Я-то помолюсь о тебе, отец иеродиакон, но и ты старайся глубже проникнуть в святую тайну послушания, которое без потов и многих трудов приводит к двери Небесной, ибо Христос сказал: «Я есмь дверь» (Ин. 10:9)» – внушительно ответил старец. – Желающих следовать путем послушания опытному духовнику всегда можно найти, если поискать, и даже предостаточно, одного им не достает: решительного намерения отречься от самого себя. Это для многих, к глубокому сожалению, почти невозможно совершить.

- Как же так? – мое недоумение побудило старца строго растолковать мне суть послушания.

- Да все из-за того, что многие уже заранее наметили себе условия послушания и поставили перед собой личные цели в том, как им нужно спасаться, а старец же обязан соблюдать их неисполнимые условия. Такому не бывать, дорогой мой отче Варфоломее: или нужно отдать свою волю старцу, или старец останется для таких душ только придуманной ими мечтой! Вследствие таких глубоко скрытых причин полное отречение от эгоизма становится для большинства желающих стать послушниками чрезвычайно нелегким делом. Всякое преодоление греха у монаха каждый раз совершается на грани жизни и смерти, особенно же этот риск возрастает на пути молитвы.

Следует сделать так, чтобы в самоотверженном послушании само сердце и душа жили и дышали наставлениями духовного отца, укрепляясь покаянной молитвой, при этом совершенно отрекшись от собственной воли и оставив всякую мысленную суету: это и есть подлинное счастье в благодати, потому что только такое послушное сердце начинает действительно жить в Боге и любить людей по настоящему. Стяжать благодать можно лишь тогда, когда мы откажемся от чувства собственного эгоизма. Только этим решительным действием достигается отрешенность, а через нее – святое безстрастие, которое приводит к нескончаемой любви Христовой. Путь согласия молитвы и дыхания избавляет от греховных мыслей, приносит сердцу успокоение, а радость и веселье Святого Духа наполняет все тело и душу. Важнейшим из всех способов обуздания ума является такое благодатное дыхание. Тщательное следование этому и есть истинный путь благодати, путь исихии или безмолвия. – закончил свои поучения старец.

Но что-то все еще затрудняло мое понимание, как будто в душе оставался нерешенный вопрос, не дающий мне прояснить до конца мои недоумения:

- Если я не утомил вас, владыка, благословите спросить то, в чем мне до сих пор никак не удалось разобраться?

- Говори, не смущайся! – ободрил меня наставник.

- Теоретически мне понятно, каким образом стяжается благодать в безмолвном уединении, а как ее обрести в обычной повседневной жизни?

- Ты помнишь, как сказал Господь в притче о неверном управителе? «И Я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители» (Лк. 16: 9). Будь внимателен в своих повседневных занятиях, чтобы не упустить возможность стяжать в них благодать. Даже малое и незаметное дело приносит душе благодать сторицей, если сдалано тщательно, со вниманием и по-доброму. Ведь обильная милость Божия не замедлит прийти в то сердце, которое не рассеивается среди множества жизненных мелочей, трудясь среди них с молитвой и полной самоотдачей, посвящая каждое дело рук своих и всякое свое дыхание человеколюбивому Богу...

Теперь как будто пелена спала с моих глаз, и я ценил его больше своей жизни.

8

Мои встречи с удивительным старцем продолжались, принося в душу покой и умиротворение. Благодаря овладению той небольшой молитвенной практикой с дыханием, которую мне благословил наставник, мое самочувствие значительно улучшилось и внутри я начал ощущать некоторый день за днем радующий меня подъем духа. Епископ, тем не менее, зорко оглядывал на меня, улавливая малейшие изменения моей души.

- Не умничай! Не горячись! Не глупи! Не спеши! Будь осторожен! Подружись с рассуждением! – это лишь малая толика из его постоянных замечаний. Я по прежнему был полон недоумений и иной раз мне казалось, что они не уменьшились, а только возросли. Опасаясь докучать старцу расспросами, иногда не находил себе места, пытаясь разобраться со своим внутренним мироощущением, чтобы раз и навсегда определить свой жизненный путь.

В один из моих зимних приездов я обнаружил, что старец совсем не топит печь. В комнатке было холодно, на подоконнике намёрз валик льда. Мой наставник был одет в длинную рубаху навыпуск, в потертые, висящие мешком брюки и на ногах – всегдашние разбитые ботинки на босую ногу. Однако, он, похоже, не обращал никакого внимания на присутствующий в каморке резкий холод. Мое недоумение заставило его слегка усмехнуться:

- После лагерей, друг мой, если только человек останется жив, он уже не может остаться прежним. Тебе этого не понять...

Отеческая улыбка этого скромного и милого человека, столь непохожего на других епископов, вызывающих во мне робость и почтительное отстранение, придавала мне решимости и смелости:

- Владыка, благословите! Мне тоже нужно учиться переносить холод, как и вы?

- Лучше учись терпеливо переносить скорби, это более полезно для души, – заметил старец. – А на все остальное – как будет воля Божия... Ты, вроде бы, хотел спросить меня о чем-то другом?

- Да, владыка, когда я стараюсь соблюдать свой молитвенный распорядок, меня безпокоит вопрос: какова же конечная цель моих практических занятий с молитвой и дыханием?

Старец неспешно прошествовал к наружной двери, которую я позабыл прикрыть плотнее, и в щель под нею забивала снежная поземка, крепко захлопнул ее, подкинул дров в крохотную печурку и, не спеша разведя в ней огонь, уселся на свой низкий пень напротив меня.

- Дорогой мой, во всех наших духовных усилиях должна присутствовать, скажем так, стратегия духа. Какова же эта стратегия? Она состоит в том, чтобы мы стремились достичь совершенной свободы во Христе и максимально сумели приложить все свои усилия, которые даровал нам Господь, ради этой святой цели. Невозможно удовлетворить душу описаниями духовного опыта Божественной свободы, необходимо постичь это собственной практикой.

- В чем же состоит эта свобода, о которой вы говорите?

- Для этого нам нужно понять, что такое несвобода. Наша несвобода – это пленение ума мирскими представлениями, какую бы они форму ни принимали, а также нелепое предположение, что можно выстроить свою земную жизнь без всякой связи с жизнью вечной. Мышление и глупость рука об руку идут дорогой заблуждения. Монах уже умер для мира, и в этом его преимущество. Мысль отделяет нас от Бога, поэтому она – источник невежества. Тем не менее, у каждой души есть возможность проникнуть в Дух Божий через отсечение ложных мыслей в дыхательно-художественной молитве.

Если мы стяжем Божественную благодать и ум соединится с сердцем, в нашей жизни все становится возможным для прозрения вечной Истины и дальнейшего проникновения в Нее. Как созревшее ядро лесного ореха или фундука отделяется от кожуры и свободно катается в ней, если легонько потрясти орешек, так и дух человеческий, преображенный и обоженный благодатью, становится свободен от всякой телесной и мысленной зависимости и не разлучается со Христом, даже если нас сотрясают великие скорби.

- Когда же это произойдет, Владыка? И произойдет ли у меня вообще? Такое недоумение следует за мной по пятам, как тень...

- Подобное недоумение свойственно очень многим, отче! И все же Церковь словами Христа утверждает, такое стяжание благодати возможно лишь в покаянии! «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное!» (Мф. 4:17). Почему только покаяние становится дверью к Спасению? Потому что оно означает полное изменение души. Когда душа всецело решится на совершенное внутреннее изменение, она без промедления обретает милость Божию и в Духе постигает то, чем она является в Боге: вечным и безсмертным духом. Однако благодать избегает нерешительных.

- Какова должна быть степень подобной решимости, я догадываюсь, владыка. Но люди часто теряют время и силы в своих интеллектуальных блужданиях, полагаясь на собственную проницательность и сметливость. Я уже потратил впустую столько душевных и физических усилий и дошел до полного отчаяния, пока Господь не привел меня к вам. Как же так случилось, что я не встретил вас ранее?

- Вставший на путь спасения должен постичь духовные смыслы не интеллектуально, или рассудочно, а сердцем и душой, прошедшими процесс внутреннего изменения. Для достижения этого изменения одноразового усилия совершенно недостаточно, так как такому духовному преображению необходимо посвятить без остатка всю свою жизнь. Встреча с опытным наставником всегда происходит лишь благодаря духовной зрелости ученика. Тот, кто помогает спасению ближних, известен как старец, который в Духе Святом способен проникать в неведомое – в сокровенное Божественное Бытие. Он отвечает за духовное развитие своих подопечных и обязан являть им собой пример рассудительности и благодатной мудрости, которые должны усвоить его ученики.

- Не понимаю, Владыка, что такое Божественное Присутствие?

Снежная крупа стучала в оконце, в печурке потрескивали дрова. Старец, сидя спиной к теплу, словно ушел в себя. Легкая добрая улыбка не покидала его уст. Я не смел торопить владыку с ответом. Горсть искр брызнула из круглых отверстий в печной дверце, и хозяин неторопясь поправил в печи поленья самодельной кочергой. Пахнуло смолистым ароматным дымком. Словно из другого чудесно-несказанного мира прозвучали его слова:

- Божественное Присутствие – это Царство Божие, сынок, и Оно не существует отдельно от нашего бытия. Это есть состояние преображенного в Боге духа человеческого, это мир Божий, где не воспринимаются обычные вещи, окружающие нас. Его неотъемлемым свойством является безмолвие ума, а обязательное условие вхождения в него есть полная остановка мирского мышления. Наше рабство состоит в нашем мышлении, им мы защищаемся от неведомого. Истинное богопознание безмолвно, оно есть подлинное покаяние, это отверстая дверь во Христа, в Его сокровенную Божественную жизнь, и смиренное сердце входит в эту дверь с помощью благодати.

- Каким же способом останавливают мирское мышление? Разве это возможно? – Мое удивление вызвало лучики мягкого света в глазах старца:

- Для человека это невозможно, дорогой мой, а для Бога все возможно!

- Если и возможно, то, должно быть, только для одного человека из многих миллионов... – Вздох сожаления вырвался у меня из груди.

- Когда всякий человек, помолясь Богу, с решимостью устремится к пребыванию в умном безмолвии, внимательно и бдительно храня ежедневно и миг за мигом свое сердце, это побуждает ум умолкнуть и перестать безпрерывно порождать пустые помыслы. Вся наша действительная жизнь состоит из этих удивительных мгновений сердечной благодатной тихости. Ум никогда не чувствует благодати, ее ощущает только сердце. Когда внимание и молитвенное дыхание начинают сопутствовать каждому благодатному мгновению, тогда наше сердце начинает безстрастно жить в безмолвии Святого Духа, точно так же, как путник шаг за шагом поднимается на высокий перевал. Всегда будь бдителен в молитве, так как никто не знает, когда случится нападение помыслов. Не растрачивай себя в мелочах, когда впереди безконечность. Всегда старайся быть цельным, сосредоточенным и внимательным в молитве. Это есть истинная духовная практика и она доступна как мирянину, так и отшельнику.

Морозным вечером, поскрипывая снежком, я бодро возвращался домой. Хотя морозец покусывал щеки и нос, в груди, вместе с теплой благодарностью к старцу, сами собой оживали и толкались слова умилительной Иисусовой молитвы.

9

Февраль шумел метелями, с шипеньем змеясь поземкой через дороги и засыпая тропинки белой пшеницей снежной крупы. Старца я застал у крыльца, ловко орудующего деревянной лопатой: он очищал ступеньки от смерзшегося за ночь снега.

- А солнышко-то уже высоко ходит, скоро и Сретение будем праздновать! – Весело приветствовал меня архиерей, когда я подошел под благословение. Попросив у него лопату, я расчистил снежные наметы за калиткой.

- Добре, добре, отче! – похлопал старец рукавицей меня по плечу. – Наколи– ка дровец в поленницу, дело к весне, до тепла уже немного осталось...

Даже обычная колка дров в присутствии владыки казалась мне вдохновенным творческим послушанием, исполненным благодатной радости.

Мне уже давно полюбился бедный домик владыки, где незримо веял дух благодати, низкая каморка со старыми скрипучими половицами, с потертой епитрахилью, стареньким евангелием и строгими иконами в святом углу, но которая почему -то, казалось, могла вмещать в себя все окрестные нескончаемые просторы. Вот и теперь, уютно устроившись вместе со старцем возле гудящей весело печурки, которую он благословил мне разжечь, я сосредоточенно внимал его поучениям:

- Кто овладеет молитвенным вниманием, будет настойчиво и целеустремленно практиковать его, пока не достигнет спасения. Он не станет тщеславно поучать других, доколе не облечется силою, которая «нисходит свыше, от Отца светов, у Которого нет изменения и ни тени перемены» (Иак. 1:16). Никогда не допускай разленения, чтобы быть на всякий день настоящим верующим, а не только по воскресеньям, и чтобы стать во всех делах молитвенником, а не только в своей келье.

Всякий из тех, кто изучает молитву с дыханием, объединяется духом со старцем и так наследует полноту благодати. Являясь отдельным индивидуумом со свойственными ему чертами, характер такого послушника окрашивается и облагораживается благодатью в соответствии с определенными качествами его души, не делая этого человека до мельчайших черт похожими на других учеников и последователей наставника. В огне Божественной благодати сгорает лишь эгоизм. Дух, преображенный ею, становится единым со Христом и с теми, кто также имеет намерение достичь свободы во Христе.

С великим благоговением слушал я слова, произнесенные старцем. Они, словно горячая энергия, проникали в самую глубину моего сердца. Но некоторый глубинный смысл его высказываний ещё ускользал от моего понимания. Я спросил:

- Как следует понимать огонь Божественной благодати, владыка?

- Для сравнения скажу тебе так, родной мой: словно река, дотоле скованная зимними льдами, весной пробуждается и затапливает берега, унося мусор, хлам и сухие ветки, так и благодать Божия, до поры сдерживаемая греховностью сердца, найдя его очищенным искренним покаянием, полноводной рекой новой жизни устремляется в сердце человека, затапливая берега души и унося прочь эгоистические привязанности, земные желания и мирские помышления.

Подобный внутренний огонь Христовой благодати есть, по сути, состояние предельного напряжения всех душевных и умственных сил, которое является следствием всецелого сердечного устремления достичь возможного в этой жизни совершенства в следовании за Христом и отречении от душевного эгоизма. Такое сверхъестественное переживание подобно внезапно раскрывшимся сердечным небесам, сопровождаемое посещением нетварного света, подобно прорезавшему тучи солнечному лучу.

- Что же тогда происходит с человеком, владыка? – затаив дыхание, спросил я.

- Этот Божественные свет преображает душу, делая ее безсмертным обоженным духом человеческим, то есть чистой энергией Божией благодати. Те счастливцы, которые от этого духа, стремятся достичь подобного совершенного состояния, ибо оно есть состояние абсолютной свободы и блаженной Христовой любви. Тогда благодатный дух человеческий становится единым со Христом и полностью независимым от всяких мирских обстоятельств. «Начинаем молиться с дыханием, а потом забываем о дыхании, ибо приходит благодать», – говорил старец Никодим.

- Скажите, владыка, неужели обычный человек может выдержать такое переживание и не умереть в тот самый миг? – Голос мой задрожал от волнения и я сглотнул застрявший в груди комок.

- Для молитвенника умереть значит войти духом в неумирающее Царство Небесное, непостижимое и недостижимое для мирского ума. Для подвижника умереть значит отдать душу огню Божественной благодати. Для нищего духом умереть значит обрести жизнь вечную и нескончаемую в Царстве Непоколебимом истинной и безсмертной свободы. Только в отрешенности от всего земного приходит ощущение всеобъемлющего блаженства и благодатного счастья. Это есть чистая радость в Духе Святом. Это совершенное спасение и свобода духа человеческого. А столь многовожделенная свобода– это полная убежденность в собственном безсмертном бытии во Христе.

Старец умолк, а я затих, пытаясь осознать и усвоить услышанное. Стоящие предо мной задачи явно превосходили мои силы и способности.

- Отчего же зависит духовное возрастание послушника, чтобы он мог хотя бы приблизиться к подножию этой непостижимо трудной и высочайшей духовной вершины? – дрогнувшим голосом задал я свой вопрос.

- То, насколько продвинутся послушники в духовном совершенствовании, зависит от степени их отрешенности от мира. Тем не менее подлинный старец силой своего благодатного руководства и молитвы может существенно помочь своим последователям преодолеть их зависимость от мирских обстоятельств. Скорбями Бог готовит душу человеческую для встречи с безсмертием. Люди часто думают, что если они встретят в своей жизни Христа, то полюбят Его по-настоящему, а потом уже легко полюбят и близких. Это серьезная ошибка.

Суметь приобрести ко всем, особенно к ненавидящим и проклинающим нас, всецелое сострадание и милосердие значит приготовить себя к самоотверженной встрече с Богом, Который заповедал любящим Его взять крест свой и следовать за Ним. Такой духовный подвиг требует полного отречения от собственного эгоизма. Угнетающий другого растлевает сам себя, а тот, кого угнетает зло в лице различного типа негодяев, имеет шанс достичь благодати и безсмертия. Обучайся стяжать безконечное терпение во всех обстоятельствах и условиях, потому что оно – начаток безстрастия и преддверие духовной свободы. Только тогда верный и преданный подвижник, с терпением и стойкостью в Евангельских заповедях, войдет во всеобъемлющую любовь Христову. Нужно всегда помнить, что путь послушания – это нескончаемая борьба за спасение, которая тем успешнее, чем более решителен послушник и верен своему наставнику.

Старец глубоко ушел в молитву, слега полузакрыв глаза. По его лицу, озаренному огоньками из печи, словно струились золотистые ручейки. Я, кашлянув, решился прервать воцарившееся в комнате молчание:

- Простите меня, владыка, но прячущаяся где-то внутри меня мысль сомнения в возможности собственного спасения не дает покоя и погружает мой ум в нескончаемые переживания...

Наставник очень мягко и по-отечески благостно взглянул на меня:

- Сила благодати для победы над любой мыслью лукавого – это все, что у нас есть для обретения неложного спасения и стяжания нескончаемой духовной свободы. Без этой Божественной благодати мы просто тлен и прах, ведь «сомневающийся подобен морской волне, ветром поднимаемой и развеваемой» (Иак. 1: 6). Однако нас утешает вера в неизбежное достижение Царства истины Христовой, ибо мы знаем, что «Блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим Его» (Иак. 1: 12). Поэтому подвижник выбирает самое лучшее, что есть в жизни – вечную свободу Царства Божия.

Хлопотливая сойка, подлетев к самому заснеженному окошку и обсыпав с опушенной ветки снежную бахрому, с любопытством наклоня голову, одним блестящим глазом заглянула в комнату. Февральский ветер топорщил яркие перья в ее хвосте. Внезапно заметив через стекло мой взгляд, вскрикнув, она метнулась в туманную даль. Я почувствовал, что мне тоже пора возвращаться домой. Мой путь был переполнен глубокими впечатлениями от беседы с престарелым подвижником.

10

В марте повалили настоящие снегопады. Перелески завалило сугробами. С трудом добрался я, с ботинками, полными снега, от станции до домика владыки. Ещё издали увидел его, бойко орудующего во дворе лопатой. Вдвоем мы быстро очистили дворик, дорожки в саду, и, отряхнув на крыльце друг с друга снежные хлопья, вошли в тёплую комнату, которую он протопил, дожидаясь моего посещения. Когда мы рассаживались, я заметил у него в руках знакомую книгу о старце Никодиме Карульском со множеством бумажных закладок.

В своем долгом повествовании о зимних занятиях дыхательной молитвой я пожаловался старцу, что у меня часто заложен нос и я испытываю трудности с дыханием.

- Не беда, друг мой! Если затрудняешься дышать через нос, дыши ртом. Не так важно, чем ты дышишь, как важно сосредоточен твой ум в сердце или нет, занят ли он молитвой или посторонними помыслами. Без этого невозможно очистить ум.

- И еще у меня искушение, владыка: не всегда получается ровно вдыхать и выдыхать со словами Иисусовой молитвы! То много вдыхаю воздуха, то, наоборот, мало, и потому задыхаюсь...

- Как говорил наш старец, здесь «надо приспособиться»! Давай-ка я тебе прочитаю это место. – Епископ быстро нашел нужную страницу в аккуратно сплетенной машинописной книге, которая вся пестрела его закладками. – Ага, вот оно! «Следует столько набрать воздуха, чтоб столько же и выдохнуть. Три слова втягиваешь воздух, а на два – выдыхай. Надо так научиться: сколько вдохнул, столько и выдохни. В этом надо упражняться. Привыкнуть надо. А то, когда вдыхаем короче, чем выдыхаем, вредно выходит. Надо ритмически. Сколько времени на вдыхание, столько же и на выдыхание». – Замечу тебе – это очень важно знать для правильной молитвенной практики! – Мой собеседник бережно положил книгу себе на колени. Было заметно, что он очень дорожил ею.

- А нужно прибегать в молитве к задержке дыхания? У отцов я читал, что его надо как можно больше удерживать.

- Тут следует хорошенько понять, что имели в виду прежние искусные делатели художественной молитвы, такие как преподобный Григорий Синаит или наш преподобный Нил Сорский. Они понимали удержание дыхания как его тихость, незаметность и потаенность. – Епископ вновь сосредоточенно раскрыл книгу. – Вот, послушай-ка. Никодим Карульский уточнял в беседе с паломниками, в чем смысл удержания: «Не так, что удерживать дыхание, чтобы не дышать, или втянуть дыхание и задерживать. Нет! Дышать свободно, тихо и спокойно. Это и есть удерживать дыхание». Понятно? – Епископ поднял голову от страницы, разгладив ее рукой. – «Свободно, тихо и спокойно», – повторил задумчиво старец. – В этом секрет дыхательной молитвы.

- Владыка, замечаю, что мое внимание все еще слегка рассеивается и скрытые помышления хвостом, так сказать, тянутся за молитвой. Что мне делать в таком случае?

- Очень многие заняты тем, что безпрерывно накапливают в себе огромное количество бесполезных сведений и духовных терминов, а потом не знают, как от них избавиться в своей молитве. Все эти мирские вещи не имеют никакого отношения к стяжанию благодати и обретению спасению. Вся духовная практика – это реальные дела, а не слова и обсуждения. Прежние отцы, как говорил Никодим Карульский, молились, сидя на низких скамьях, дни и ночи, оставив все остальное. Ты должен стяжать неутомимую решимость в духовной практике. Молитвенный труд требует постоянного и все более возрастающего, скажем, интуитивного усилия, направленного к очищению ума и сердца, благодаря чему будет и соответствующая отдача в духовном возрастании и посещении благодати.

- А что такое интуиция, старче?

- Мы говорим только о духовной интуиции, а это есть благодатная ясность ума или духа. Такой интуиции духа обучить невозможно. Здесь каждый сам должен нащупать или отыскать собственный индивидуальный и неповторимый путь к Богу в соответствии с традицией святых отцов. Говоря иными словами, необходимо обрести милость Божию, а каким образом – или самоотверженными поступками, или служением ближним или же всецелым отречением от мира и преданием себя непрестанной молитве с обильными слезами – это дело души, предстоящей пред Господом.

Нам надлежит полностью изменить греховное состояние своего эгоистического существования и сделать его непреходящим благодатным бытием в Господе. Такое всецелое изменение души называется преображением человеческого духа. «Живи, плодись и размножайся» – не для достижения Царства вечной Истины. Возлюбить Бога всем сердцем, всею душою и всем разумением и ближнего, как самого себя, значит СТАТЬ и БЫТЬ новым существом во Христе и, подобно Ему, не от мира сего.

Для осмысления видимого мира у нас есть названия и термины, а для постижения мира невидимого – благодать и ее ощущения. Ум вовлекает нас помимо нашей воли в циничные и лживые принципы мирского существования. Как писал апостол Павел:

- «Не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» (Рим. 7:15). Следует раз и навсегда покончить с этими устремлениями ума, убивающими нашу душу.

- Каким же образом это можно сделать, владыка?

- Только через прямое и полное Богопостижение! Это жизненно необходимый и единственно спасительный способ покончить с ограниченным и эгоистическим мирским пониманием, которое навязывает человечеству диавол. Тот, кто, упорствуя, считает это ложью и выдумкой, обманывает не только себя, но и других. Тем самым такой слепец заражает и других своей слепотой, ставя еще одну шаткую подпорку ложному мироощущению и миропониманию.

- Неужели мир не может предложить иных, более приемлемых вариантов для поисков земного счастья? – Мне крайне не хотелось совершенно утратить доверие к собственным остаткам моих последних мирских надежд, которые еще жили скрыто где-то в уголках моего сердца.

- Все, что бы ни предлагал нам мир, даже самое интересное и увлекательное, неизбежно скоро заканчивается одним и тем же: тотальным крахом человеческой суеты и жизненной суматохи. Диавол заставляет нас верить в его собственную земную религию, которая обольщает души обещанием невероятно огромного множества вариантов «счастья» и безконечного выбора разнообразных решений, пряча под его фарсом страшную наживку – поиск губительного наслаждения, имя которому смерть.

- Есть ли выход из этого жестокого диавольского фарса и что может в таком случае предпринять человек? И почему так мало спасающихся? – Мои настойчивые вопросы прозвучали с некоторым оттенком уныния и разочарования. Епископ проницательно уловил это изменение в моем голосе.

- Для того, чтобы найти выход, сердце должно до конца разочароваться в мирских надеждах и прилепиться ко Христу, сознавая свое крайнее недостоинство. Ведь не все люди искренно стремятся к спасению и, тем более, к духовной свободе, желая получше устроиться в этой жизни. Смерть просто застает их врасплох. Ты же храни всегда свою душу, относись ко всем по доброму, поступай по мудрому и так спасешься. Наша цель – достичь совершенной отрешенности души от циничного обмана мира сего, ибо «мы знаем, что мы от Бога и что весь мир лежит во зле» (1 Ин. 5:19). Те, которые утверждают обратное, являются слугами антихриста, которые сами попадают в силки своего чудовищного обмана.

Поистине, чувство эгоизма – это наше внутреннее чудовище, злобный и лукавый демон. Победить его можно тремя способами, в зависимости от силы духа и решимости, которыми располагает подвижник. Первый – это последовательно побеждать свои дурные греховные привычки в течение всей своей жизни, не позволяя появляться новым. Второй – возненавидеть свой эгоизм до конца, как сказано:

«Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную» (Ин. 12: 25). Такая святая ненависть, в конце концов, побеждает и сокрушает эгоизм. И третий способ мгновенного уничтожения эгоизма, чрезвычайно мужественный и весьма самоотверженный, – это отдать жизнь за Христа и стать мучеником Христовым. Но это уж кому Бог даст, потому что за стяжание благодати нужно много пострадать...

Владыка помолчал немного, глубоко уйдя во внутреннюю молитву, а затем, вздохнув, решительно завершил нашу беседу следующими словами:

- Хотя очень мало таких решительных и рассудительных людей, которые находят в себе решимость отречься от столь любезных сердцу земных привязанностей, чтобы жить в безмолвии благодати и без всяких мирских помышлений, однако для таких смелых чад Божиих нет иного пути, кроме того, как мужественно победить мир так, как победил его Господь наш Иисус Христос, победитель мира, оставивший людям заповедь: «Сие сказал Я вам, чтобы вы имели во Мне мир. В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир» (Ин. 16: 33).

В тот незабываемый день сердце мое было чрезвычайно утешено и преисполнено благодатным переживанием от встречи с любимым старцем. С его словами я был полностью согласен.

11

Последний раз я увидел владыку опять в Петербурге, в той самой комнатке, в доме у мостика с золотыми львами. Город лихорадила промозглая гриппозная весна. Мне немного нездоровилось и, должно быть, я выглядел болезненно, потому что лицо старца, который сочувственно поглядывал на меня, выражало глубокое сострадание. Я пытался превозмочь телесную слабость и старался держаться молодцом. Но учитель решительно взял дело в свои руки:

- Вот что, отче, давай-ка сейчас попарим тебе ноги! Нет, нет, не принимаю никаких отказов, это мое благословение! – Строго сказал он, заметив мое скрытое нежелание причинить старцу неудобства. Усадив меня на старенький диван, мой заботливый врачеватель согрел воду и, налив ее в таз, сказал:

- Никогда не жди, когда заболеешь и никогда не надейся на лекарства. Укрепление тела дыханием и очищение сердца молитвой – лучшее средство от простуд. А парить ноги – не требует никаких лекарств, рекомендую! Сам этим средством пользуюсь и другим советую...

По окончании этой процедуры мне действительно стало получше, особенно когда владыка напоил меня горячим чаем с малиной. Широким ветхим полотном он сам вытер мне ноги, несмотря на мое сопротивление. От сердечной заботы этого человека слезы выступили на моих глазах и я, не выдержав, разрыдался. Владыка ласково потрепал меня за плечо. Затем, после наших предварительных молитв пред иконами, старец сказал:

- Продолжим же наше обучение, чадо мое! Сил у меня мало, а жаждущих со мной встречи много, и поведать тебе еще нужно нечто весьма серьезное и очень важное. Вернемся к нашим урокам о художественном молитвенном делании.

В дыхании и молитве не должно быть никаких насильственных действий. Молись ровно, дыши в молитве не спеша и плавно, старайся совершать вдохи выдохи максимально тихо и медленно. Если сумеешь овладеть молитвенным дыханием, то сможешь обуздать свой ум. Таким образом стяжается благодать в сугубой покаянной дыхательной молитве. Также важен и правильный ритм дыхания, который ведет к успокоению ума и вхождению его в сердце.

Молитвенное дыхание является исключительно важным средством для преображения ума и стяжания Божественной благодати. Внимание ума следует удерживать внутри сердца, тогда благодать будет возрастать, а рассеянность ума – уменьшаться. Вначале ум сопротивляется, не желая оставаться в сердце, а потом, когда он успокоится, его невозможно заставить уйти оттуда.

В молитве не следует отвлекаться на посторонние звуки и образы. Когда дыхание станет глубоким и ровным, а сердце сольется с молитвой, радость и умиление наполнят душу и тело. Такая дыхательная молитва избавляет от множества болезней и очищает от грехов не только ум и сердце, но и всего человека. Поскольку большинство мирян желает лишь укрепления здоровья, и не все монахи стремятся к спасению, ты неустанно следуй поведанной тебе спасительной духовной практике, если желаешь вкусить жизни вечной через молитвенное дыхание.

Вместе с обузданием ума молитвой и дыханием, последнее становится настолько тонким и незаметным, что делается совершенно незаметным. Тогда ум соединяется с сердцем, а молитва превращается в непрестанную, истекая из сердца волнами благодати Духа Святого. После обретения непрестанной дыхательной молитвы сон уменьшается, а также сокращается и количество потребной пищи, а ветхий человек становится новым человеком во Христе. «Ты только прислушайся к молитве и точно исполняй требования ея, и она поведет тебя своим мановением и покажет, что надо делать» – писал незабвенный старец Никодим.

Храни в себе ясное и четкое осознание сущности спасения. Так как ум должен успокоиться и соединиться с сердцем, поэтому для обуздания ума от помышлений мы применяем ровное и очень тихое дыхание. Сердце должно стать мирным, смиренным и свободным от страстей, поэтому для очищения сердца мы утверждаем его в художественной молитве. Дух должен стать преображенным и исполненным благодатью, чтобы мы смогли обрести спасение в жизни вечной, в Царстве Христа. Обрести спасение не потом и когда-то, в отдаленном будущем, а прямо сейчас. Поэтому в стяжании благодати – вся суть нашей жизни, ради чего стоит жить и достойно умереть. Умереть достойно значит дать умереть нашему эгоистическому себялюбивому существованию, пока мы живы и имеем силы и помощь Божию для осуществления этой святой цели. Такая душа становится при жизни светом во свете Христовом и навсегда забудет вкус смерти.

Как же стяжать такую непрестанную дыхательную молитву? Постоянно помни о ней, живи ею и осознавай ее: идешь ли, стоишь, сидишь или лежишь, никогда не оставляй этого чудного делания, ибо великая благодать собирается по капле и спасение обретается с каждым молитвенным вздохом. Поэтому не теряй ни секунды, отвергни от себя со всей решимостью уныние и леность, и от всей души возблагодари Бога за эту безценную дыхательную молитву, вводящую всех подвизающихся в ней в рай духовной сладости и соединение с Божественной благодатью. Священное созерцание, к которому приводит это возвышенное молитвенное делание, не для мирских людей, привязанных к убегающему из их рук миру. Отрешись всецело от этого мира и учись созерцать Дух, тогда ты познаешь, что нет конца Богопостижению.

- Простите меня, владыка, иной раз я все еще позволяю себе делать небольшие перерывы в молитвенной практике. Мне кажется, что временами нужно устраивать для укрепления тела и души небольшой «отпуск», так как, не делая этого, я начинаю понемногу изнемогать и унывать... – Я посмотрел в понимающие глаза епископа, надеясь найти в них согласие. Однако он поправил мои рассуждения:

- Не так следует поступать, дорогой мой, не так! Утратив свет, который в тебе, как выберешься из тьмы? Помни совет преподобного Антония Великого о том, что тетиву лука не следует всегда держать в напряжении, а временами нужно ослаблять ее, чтобы эта тетива не потеряла свою силу. Точно также делай и ты: не совсем оставляй духовною практику, но чередуй напряженность своих усилий с небольшим временным послаблением. Таким образом ты изо дня в день будешь восходить в непрестанной молитве и в стяжании благодати. Никогда не забывай, что духовное сражение идет прямо сейчас, в нашем сердце, и никогда не останавливается, пока с помощью Христовой мы не победим мир сей, ложный и лукавый, как победил его Господь.

- Как мне действовать в скорбях и искушениях, владыка? Временами я колеблюсь и устрашаюсь грандиозностью того, что предстоит совершить...

- Через скорби и искушения проходи с помощью безстрастия – это твой щит. Нападения демонических помыслов и страстей сокрушай дыхательной молитвой – это твой меч. Препятствия и преграды, какими бы ни казались они непреодолимыми, встречай со смирением – это твоя броня. Чем более утесняют тебя обстоятельства, тем больше возможностей обрести благодать и милость Божию, если хранить душу мирной, а ум – без помыслов. Быть хорошим в хороших обстоятельствах – это ложный путь. Набирайся опыта, чтобы в духовных бранях быть стойким и решительным, ни за что не цепляйся и ничем не устрашайся. Тогда, почитая себя во всем недостойным, удостоишься обретения вечной свободы во Христе Иисусе. Быть свободным – для этого требуется исключительное мужество.

О чем бы мы ни переживали, все закончится. О чем бы мы ни думали, все пройдет. Всякие волнения и скорби есть лишь кружение нашей суетной мысли. Что могут нам сказать помыслы? Лишь то, что они ничего не знают: ни смирения, ни спасения. Поэтому прильни к благодати Христовой и лишь ее держись всей душой. Храни ум безстрастным и придешь к любви Божией, когда на сердце благодатно и радостно. Во всем избегай крайностей и держись середины, соблюдай умеренность и воздержание. Очень многое зависит от правильного постижения, а постижение от внимания. Молитвенное внимание приводит священному созерцанию в крайнем безмолвии ума: «Кто имеет уши слышать, да слышит» (Мф. 13:9). Только в безмолвии все становится достижимым. Без духовной практики в христианстве ничего не постигнешь и не ухватишь, даже если тебе о нем будут рассказывать сто профессоров– богословов день и ночь.

Человек, действительно достигший безстрастия, может обрести спасение без промедления, когда Христос живет в человеке, а человек во Христе. Мы вышли из Бога и в Бога уйдем. Сердце, исполненное Христовой благодатью, есть место, где святые рождаются в жизнь вечную. Жить вечностью значит осознавать свою свободу. Бдительно храни сердце в смирении, душу – в благодати, ум – в дисциплине. Во всех обстоятельствах будь воином Самого Христа. Наш каждый новый шаг ко спасению есть экзамен пред Богом. Поэтому краткая земная жизнь наша, с рождения и до конца, есть нелегкий путь пробуждения и преображения благодатью человеческого духа во Христе: «Восстань, спящий, воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос» (Еф. 5:14).

- Что же такое священное созерцание, владыка? Нас этому нигде не учат, хотя о созерцании говорится в трудах святых отцов-молитвенников? А если и учат, то заявляют, что это дерзость и несмирение...

Старец, глубоко задумавшись, ответил не сразу:

- Что на это сказать тебе, друже? Венец всей молитвенной жизни, дорогой мой, есть остановка ума во внимательной непрестанной молитве, когда ум сливается с молитвой, а сердце – с умом. Если человек обрел молитву, но не обрел Христа, он все еще не стал во всей полноте христианином, ибо не соединился со Христом. А всецело соединяются с Господом и Спасителем нашим в предельном смирении и совершенном безмолвии, где остается лишь тихое веяние Духа Святого, когда в благоговении следуют святому апостолу, оставившему нам мудрые слова: «Не почитаю себя достигшим; а только, забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе» (Фил. 3:13). Это есть истинная нищета духа, это Царство неописуемое. Однако такое духовное восхождение совершается не своими силами, а неизреченной милостью Божией, когда душа войдет в возраст «мужа совершенного, в меру полного возраста Христова» (Еф. 4:13).

Приступать к созерцанию означает овладеть, в полнейшей недвижимости телесной и душевной, неисповедимой тихостью ума и полным отсутствием мыслей в сердце, когда дух человеческий, преображенный и укрепленный благодатью, пробуждается из своего усыпления и зрит невыразимо и неописуемо внутри себя безсмертный свет, который с древних времен воспевает Церковь «Свете тихий святыя Славы Безсмертного Отца Небесного, Святаго Блаженного, Иисусе Христе», подающий жизнь и обожение человекам. Умалять же достоинства священного созерцания и отвращать восходящих к нему и находящихся в послушании, полагаю лжесмирением и крайним невежеством.

Дабы не ошибиться в следовании молитвенному деланию по советам святых и преподобных отцов наших, держись следующего важного правила. К художественной молитве привлекай тех, чей возраст находится в интервале от тридцати до сорока пяти лет, это лучший период для стяжания непрестанной молитвы и благодати. У молодых людей до двадцати лет ум ещё неустойчив и воля к спасению слаба. Те, кому до тридцати, ещё не определились как следует в жизни и находятся в постоянных метаниях и поисках, их страсти бушуют и ум трудно сосредоточить. У пришедших к пятому десятку здоровье не в лучшем состоянии и они сильно обременены семейными заботами.

Тем не менее, очень многое решает целеустремленность человека и его жажда обрести эту милость Божию. Помогай таким душам всемерно опытным словом и молитвой. Храни в сердце эти благословенные поучения и наставления о молитве с дыханием, а в нужное время передавай их верным христианам, да будут милостью Божией они им во благо и спасение и в счастье непреходящее. Внутренняя дисциплина и неослабеваемое безстрастие в уединении – теперь твоя духовная жизнь. На этом пути не нужны миссионеры, потому что старцам нужны преемники, способные передать другим поколениям негасимый свет Христов, который есть живой свет Живого Бога. Созерцать значит уметь постоянно видеть истину. Внутренней тишиной утоляй душевный голод. Безмолвием утоляй жажду познания. Бесконечностью Бога насыщай постижение. Стяжание спасения в Господе Иисусе через художественную дыхательную молитву – это наше драгоценное святоотеческое наследие и должно быть доступно всем и каждому.

Смиренно и с усердием я принял это послушание от своего духовного наставника. С благоговением поцеловав его руку, я оставил старца, погруженным в неземное спокойствие и в величавое безмолвие. В нем уже ничего не было от мира сего, в нем жила сама безконечность Духа Святого.

В эту ночь мне приснился любимый владыка и сказал:

- Следуй за мной и придешь ко Христу!

- Я здесь и готов идти! – ответил мой трепещущий дух.

Проснувшись, я ощутил, что глаза мои были мокрыми от слез. В сердце мое словно вошла новая жизнь, завещанная мне старцем, и я ощутил, что еще не все потеряно. По его святым молитвам игумен благословил меня на пустынничество и семь лет я прожил в счастливом и незабываемом уединении в лесах на Ладоге, пока окончательно не утвердился в молитвенном пребывании, овладев навыками благодатного святоотеческого делания Иисусовой молитвы с дыханием.

Совершенным ударом для меня стало известие о кончине любимого старца и наставника. Помогая в трудных обстоятельствах своим бедствующим чадам, престарелый духовник отдал за них свою жизнь, явив делом послушание Христу. Возвращаясь с этой встречи пешком в гололедицу, владыка упал и сильно расшибся. Лежал несколько дней дома в промерзшей комнате. Когда почитатели нашли его, в больницу ехать отказался. Старец преставился Богу на руках близких ему людей, завещая похоронить его просто и скромно. Последними словами его были: «Приди, Свет истинный! Приди, Жизнь Вечная!»

Сестра епископа, верная Зинаида, передала мне небольшую общую тетрадь, в которой молитвенник вел свои записи, с благословением завещая использовать их по моему усмотрению. Поскольку владыка всю свою нелегкую жизнь посвятил молитве и служению людям, опубликование его Дневника считаю продолжением его служения и моего послушания.

Летом, вместе с духовными чадами покойного епископа Н., мне посчастливилось посетить его могилку. На кладбище бурьян и лопух стали целым лесом. Розы росли сплошными купами и тонули в густой траве. Попросив у кладбищенского сторожа инструменты, мы привели могилку в порядок. Долго стоял я у фотографии владыки, где он был снят служащим Божественную литургию. На фотографии он служил это священнодействие Возлюбленному Христу в земном храме, а душа моя в благоговении словно ощущала его благодатное богослужение в храме Небесном. Царство тебе Божие, вечное и извечное, благодатный молитвенник и святой труженик Христов!

Иеромонах Симон (Безкровный) (Симеон Афонский)

Читайте публикации разделов Исихазм (Исихия) и Иисусова молитва, такие как:

КАК СПАСТИ ДУШУ? СЛОВА ЛЮБВИ И УТЕШЕНИЯ ВИТАЛИЯ (СИДОРЕНКО).

О ПРАКТИКЕ УМНОЙ МОЛИТВЫ. ЕФРЕМ ФИЛОФЕЙСКИЙ, АРИЗОНСКИЙ (МОРАИТИС).

КАК СЕБЯ ПОЗНАТЬ? БОРЬБА СО СТРАСТЯМИ. СХИИГУМЕН ХАРИТОН (ДУНАЕВ).

О ВНУТРЕННЕМ ДЕЛАНИИ, МОЛИТВЕ, САМОУКОРЕНИИ, ОСУЖДЕНИИ И ПОМЫСЛАХ. ИОАНН АЛЕКСЕЕВ.

О ТРЕЗВЕНИИ И ОБ УМНОЙ И СЕРДЕЧНОЙ МОЛИТВЕ.

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

1. Книги Монаха Симеона Афонского http://hieromonk-simon-beskrovnii-vse-knigi.gr
2. Иеромонах Симон (Безкровный) «О счастье праведной жизни» Откровенный разговор в Петербурге и Озерках с духовным отцом, объясняющий секреты молитвы с дыханием. – Издательство «Камно», Святая Гора Афон, 2020